Охота к перемене мест
Шрифт:
А над пухлой пачкой декадных афиш висит дощечка «Проспект Есенина, дом № 1». Я попросила наших декораторов, и дощечку отлакировали, чтобы не потемнела.
Считаю дни, оставшиеся до твоего отпуска. Считаю дни и не сбиваюсь со счета, иначе мое сердце превратится в комок слежавшегося пепла. Это слова из романа Габриэля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества». Мечтаю достать эту книгу и отправить тебе. Фотографию Тура Хейердала обещали переснять, к празднику жди бандероль. Целую твою душу. Нонна».
60
В субботнее утро Погодаев, Шестаков и Маркаров отправились
Погодаев на ходу пытался втолковать, как отличить хохлатую чернеть от свиязи, но было очевидно, что городские несмышленыши урока не усвоили.
Он пояснил своим неосведомленным спутникам, что благородная, настоящая утка кормится только на мелководье, нырять глубоко не умеет. Нырковые утки не боятся, когда на озере появляются забереги, хрустит первый ледок. Они могут прокормиться и на глубине, а в местах, где Ангара не замерзает, даже зимуют.
До Круглого озера еще далеко, но ароматы озерного простора все гуще. Сырое дыхание осени стлалось по тайге, роса в тени залеживалась до полудня.
— Ходи за чирками, а про запас держи несколько жаканов. — Погодаев подбросил на ладони патроны с утяжеленными, самодельными пулями и спрятал их в карман. — Топтыгин обижается, когда его дробью щекочут...
Они пробирались сквозь пихтарник, их окружали маститые кедры. Погодаев шел по тайге, как хозяин. Маркаров безоружен, за спиной пустой рюкзак. У Шестакова одноствольное ружье.
— Прекрасная мысль пришла тебе, Гена, в голову — пригласить нас на охоту, — расчувствовался Шестаков.
— Откровенно говоря, я достал ружьишко для Чернеги. — Погодаев, шедший впереди, оглянулся. — А он отказался. Лежит, в стенку уткнулся и твердит «не хочу». Приходил электрик с мандолиной, просил довести ее до ума, Чернега до струн не дотронулся...
Погодаев ускорил шаг, Маркаров и Шестаков отстали.
— А может, Чернега нездоров? — спросил Шестаков.
— Здоров.
— Что же случилось? Кто тут виноват?
— Если говорить напрямую — ты.
— ???
— Честное слово — ты! Конечно, мое слово — не слово бригадира, а всего только слово монтажника пятого разряда...
— Постой, постой, Антидюринг...
— И так уже отстали. — Впереди, в просвете таежной тропы, отчетливо вычерчивался силуэт Погодаева, он ступал осторожно, взяв ружье на изготовку. — Это хорошо, что человек обладает способностью удивляться, — продолжал Маркаров рассудительно. — С удивления начинается наше познание... Если бы ты был учеником, а я — твоим классным наставником, поставил бы тебе за поведение четверку. Когда в Министерстве просвещения оценивают плохое поведение ученика — в его школьном дневнике трусливо выставляют четверку...
— Считаешь, должен отказаться от своего слова?
— Слово твое — пока оно у тебя во рту. А как только вылетает — уже чужое. Ну зачем было обещать? Зачем было давать честное слово бесчестному Садырину? — возмутился Маркаров. — Что ты на меня уставился? Я понял, чья это работа, еще в тот вечер, когда баян Кириченкова проходил пробные испытания. Заподозрили бы меня в краже — мне это как с дикого гуся вода. А на подозрении оказался Чернега. Когда два года назад Славка появился в бригаде, многие на него косились. Родом он из Бодайбо, работал на драге, на прииске. Ходил по стройке вздорный слух, будто у Чернеги золотой песок к рукам прилип, за это, мол, и срок получил. Михеич первый поверил этой брехне. А сейчас опять на Славку стали коситься. Об этом ты подумал? Учти еще, что Чернега горячо защищал твое право на молчание. Тоже косвенная улика против него...
— Какая же я ворона!
— Садырин сыграл на твоей честности. Но я его разоблачу. А то он войдет во вкус. Старухи в Дагестане говорят: укравший яйцо украдет и курицу,
— Решил рассказать?
— Я заставлю это сделать Садырина. Пусть сам себя разоблачит. Что такое разоблачить? Оставить без облачения, голеньким...
Раздались два выстрела, Маркаров деловито поправил пустой ягдташ и ускорил шаги. Шестаков снял ружье с плеча и понурившись зашагал следом.
На лесной прогалине их поджидал Погодаев. Двустволка уже висела у него за плечом, в руках по утке.
Едва он передал дары русского озера Маркарову и тот кинул их в рюкзак, как Шестаков поднял ружье. Он тщательно прицелился и выстрелил в ржавую листву осины,
Погодаев удивленно посмотрел на Шестакова, на его лицо, освещенное азартом, пожал плечами, перешел поляну и поднял подстреленную птицу.
— Обыкновенная ворона, — ухмыльнулся он в рыжие усы и огладил бороденку.
— Еще одна ворона, — резюмировал Маркаров, сделав ударение на «еще».
Шестаков готов был сейчас простить Маркарову все, даже его снисходительную усмешку, простить это «еще», такое ехидное. Он смотрел на него с признательностью. Теперь он понял, почему Маркаров не хотел при всех ругать Шестакова за его мальчишеское неумное рыцарство, дорожил его авторитетом в бригаде...
Став бригадиром, Шестаков больше всего опасался, что у него не хватит технического багажа. А труднее всего, оказывается, решать вопросы морали и этики. И пусть Шестаков еще раз ошибся — он по-прежнему ощущал к себе доверие и тех ребят из бригады, кто резко упрекал его в неправоте.
— Нынче совсем мало лесной малины. И кедровые орешки не уродились, — сообщил Погодаев; он спешил прервать неловкую паузу. — Так что у медведя зимой бессонница будет. А зимние шатуны самые опасные... Шестаков остановился, прислушался, судорожно вскинул ружьишко и выстрелил.
— Ну, погоди, длинноухий! Был бы стрелок получше...
— Ошибаешься, если думаешь, что шорох сухих листьев только охотнику на пользу. Пробегающего зверька в листопад труднее подкараулить, застать врасплох. Поскок зайца потише, чем твои шаги. А бесшумно к нему не подступиться...
Погодаев вскинул двустволку и ударил по уткам влет. Маркаров бросился в бурелом и тут же- появился с трофеем.
— Почему я с тобой люблю на охоту ходить? — спросил он Погодаева. — Потому что бегаю, как лайка, за утками, а чувствую себя при этом медвежатником!..