Охотники на мутантов
Шрифт:
— Страшно, дядя Василь!
Он обернулся. Вскрикнув, она отдернула руку. Перекошенное нечеловеческое лицо глянуло на нее, из спутанной бороды щерились в кривой гримасе острые зубы.
— Ты виновата! — каркнул Лесник и ткнул в нее огромным корявым пальцем. — Из-за тебя сюда попали, теперь не выйдем никогда!
Настька попятилась.
— Что случилось, дядя Василь? — дрожащим голосом спросила она.
— Сама не видишь, что ли?!
В тумане он напоминал зверя. И как же она раньше не замечала? Заостренные черты лица похожи на хищную морду хорька, глаза блестят злобой, словно у рыси, и волосы
Темная фигура проводника будто плеснулась в тумане, словно рябь по ней пробежала.
— Ладно, идем давай, выбираться надо, — буркнул Лесник уже нормальным голосом, отворачиваясь. Снял с плеча ружье. — Опасно тут. В тумане всякие твари притаиться могут…
Он зашагал дальше; поеживаясь, девушка пошла за ним. Обхватила себя за плечи, потерла их ладонями. Становилось зябко. Сам завел ее сюда, а еще и обвиняет! Помимо воли она вновь начинала злиться. И так страшно, а он вдобавок пугает… Тоже еще — охранник! Да Рамир в сто раз лучше ее спас, чем спасал этот дед звероподобный. А он ударил Рамира, толкнул, потом ногами пинал… Изверг, старый пень, фашист! Злость на проводника переполнила ее, и Настька уже собралась высказать Леснику все, что о нем думает, когда он вдруг остановился, вскинув ружье, повернулся. Сузившиеся глаза недобро блеснули.
— Прячется, тварь, думает, я не вижу! — хищным шепотом произнес сталкер, выцеливая что-то в тумане.
Девушка повернулась туда и ничего не увидела. Хотя вон, левее, дерево растет… или не дерево? Она прищурилась, по спине пополз холодок. Точно — дерево, но почему такие странные очертания? Ветви, как скрюченные пальцы с когтями, узкая крона скособочена и кажется согнутой шеей, и все оно кривое, словно вперед подалось… словно следит за людьми на тропе!
— Там нет никого, дядя Василь, — дрожащим голосом сказала Настька, пытаясь и себя убедить в этом. Страх Лесника пугал ее даже больше, чем все мутанты, которые могли притаиться в тумане. — Это просто дерево, слышишь?
— Как же, не обманешь меня, — Лесник все еще целился. — Тут излом живет. Хитрый, паскуда…
«Да он же с ума сошел, — подумала Настька. — Какой еще излом, что это значит? Как «излом» может «жить»?»
Ее начало трясти. Лесник мелкими шажками пошел Дальше, движения его стали дергаными, неровными, плечи подрагивали. Ружье он не опускал, глядел вперед поверх стволов, через каждые несколько шагов дергал ими влево или вправо, выцеливая очередное дерево, и при этом бормотал под нос что-то злобное.
«Вот ведь, связалась с сумасшедшим!» — думала Настька, кидая взгляды то влево, то вправо. Из пелены выпрыгивали черные изломанные тени, шевелили корявым ветвями-пальцами, вытягивались и съеживались, пропади ли, возникали опять.
— Вон где! — ухнул вдруг Лесник. Грохот двух выстрелов сотряс туман, Настька вскрикнула. Потрясая ружьем сталкер соскочил с тропы и бросился в сторону раскидистого дерева. Настька обомлела. Перескакивая через кочки он подбежал к дереву, бросил двустволку, подпрыгнув, вцепился в корявый сук. — Попался, тварь! — зарычал Лесник дергая. На голову его посыпались желтые листья.
— Ты спятил совсем! — крикнула Настька, бросаясь: ним. — Отпусти дерево, что ты делаешь?! — Она схватила
Лесник обернулся, глаза его сверкнули. Настька отскочила, прижав руки к груди.
— Вот и ты, излом… — прошипел сталкер, не сводя с девушки напряженного взгляда и наклоняясь за ружьем. — Я знал, что ты придешь, ждал тебя. Подарочек у меня для тебя есть, свинцовый…
Скрюченные пальцы сжались на прикладе, но Настька не стала ждать и метнулась в сторону.
«Совсем спятил, — подумала она, когда Лесник и дерево исчезли в тумане. — Это безумное место, зачем я сюда пошла! Старик затащил меня, чтобы убить, — вот в чем дело. Говорят, сумасшедшие могут выглядеть как нормальные, пока что-то их не кольнет изнутри, — и тогда они срываются. Лесник меня возненавидел из-за того, что Рамир спас, а он тогда остался на месте, неуклюжий старый болван».
Из тумана донесся протяжный вопль сталкера. Горячая злость распирала Настьку, она задыхалась, ловила ртом переполненный влагой воздух. Старый больной псих, урод, мутант, тварь! Надо же было связаться с таким страшилищем, с чудовищем! Она бы сама прекрасно дошла! Поглощенная яростью и ненавистью, Настька быстро шагала вперед, сама не понимая куда. Сзади доносились глухие крики и выстрелы, она не обращала внимания. Одна дойдет, ей никто не нужен! Да тут и недалеко должно быть. Что ей какие-то уродские бородатые старики, больные на голову, спятившие сталкеры… Она идет к Боргу, и все тут!
Настька резко остановилась, будто на стену налетела. Крик, долетевший сзади, был полон ненависти и боли. После него надолго стало тихо, наконец донесся едва слышный стон. Девушка оглянулась.
Ненависть, будто липкий горячий пот, сочилась из всех пор, но она сумела понять: происходит что-то странное. Ведь она идет к Боргу, а старик… то есть дядя Василь ее провожает. При мысли о Борге на душе стало чуть-чуть светлее, свет этот разогнал багровую пелену злобы, наполнявшую сознание. Девушка провела рукой по щеке, а потом вдруг дала себе пощечину. Раз, второй — в голове зазвенело.
— Борг, Борг! — крикнула она.
; И морок вроде как отступил, съежился, огромной мягкой тушей отполз обратно в туман. Чтобы успокоиться, надо думать о чем-то хорошем, светлом. Ведь что-то не так, ею как будто управляют… Да это же туман! Это он навевает черные мысли, а на самом деле они — не ее, она так не думает, но это идиотский туман, злой, уродливый…
— Прекрати! — одернула она себя. — Думай о хорошем. И опять сзади донесся протяжный стон. Дяде Василю совсем плохо, сообразила она, повернулась и побежала на голос.
— Не подходи! — прохрипел Лесник, выставляя перед собой ружье, когда Настька выскочила из тумана.
Девушка отступила, плотная пелена окутала ее, скрывая от глаз скорчившегося на земле человека.
— Я тебя поймаю, тварюку, — бормотал он, тыкая вокруг стволами двустволки. Сталкер держал оружие левой Рукой — правую скрутила судорога, она будто сама собой подогнулась к животу и мелко тряслась. Лесник лежал на боку, дергая ногами, поворачивался и направлял ружье во все, что возникало из дымки. — Я тебя ждал, излом! — вопил он хриплым голосом. — Иди сюда, паскуда, прострелю твою руку гнилую! Узлом завяжу, в глотку тебе запихну!