Охотники за каучуком
Шрифт:
Нет ничего тяжелее и утомительнее для европейца, чем путешествие по здешним лесам, если он не привык к ним. Маркиз представлял собой яркое тому доказательство. Вид у него был прямо-таки плачевный.
Между тем непогрешимое чутье скоро вывело людей из племени аторрадис на один из тех незаметных постороннему глазу торговых путей, что связывают между собой соседние племена. Лесными потаенными тропами краснокожие доставляют друг другу продукты и незамысловатую утварь, речной ил, служащий удобрением, стрелы, луки и прочее.
Там, где белый увидит лишь заросли кустарника, индеец безошибочно отыщет тропинку и ни за что не собьется с нее, как будто бы она отмечена вешками или огорожена проволокой.
Шарль, Винкельман и мулат легко справлялись с тяготами пути, которые оказались почти непреодолимыми для Маркиза.
Бедняга, запутавшись в лианах, растянулся во весь рост и еле поднялся, ворча и спотыкаясь. В это мгновение острая ветка зацепилась за его шляпу. Он быстро обернулся, ветка отлетела, словно пружина, и вот шляпа уже в десяти шагах от хозяина.
Пока Маркиз сражался со своим головным убором, остальные шли вперед. Он потерял их из виду. Мало того, сбился с дороги и отправился в прямо противоположную сторону.
Его окликнули, он отозвался. Его долго искали, наконец нашли, когда он уже успел добраться до Риу-Бранку.
Маркиз страшно сердился на себя и никак не мог взять в толк, почему это товарищи его не попадают в дурацкие истории и дорога дается им много легче.
Тропинка привела к оврагу. На каждом шагу приходилось подпрыгивать: то вверх, то вниз. Парижанин, не потерявший еще охоты шутить, назвал это цыплячьим танцем. На земле валялось столько колючек, что они то и дело протыкали обувь и доставляли адскую боль. Споткнувшись, хочешь ухватиться за ветку, чтобы удержать равновесие. Но не тут-то было — ветка вся покрыта колючками.
Скоро друзья превратились в компанию дикобразов — оказались сплошь утыканы иголками.
Тропинка вилась средь густых зарослей. Приходилось рыскать по округе, словно псам, преследующим добычу. Люди блуждали по лесу, перекликались, теряли друг друга из виду, снова находили. В конце концов даже хладнокровные индейцы пришли в бешенство. Невероятно, но и они сбивались с пути по пятьдесят раз на дню! То посреди тропы завал — исполинские деревья нагромождены одно на другое. Приходилось идти в обход, а потом вновь искать следы. То путь преграждали заросли колючего кустарника. И все повторялось опять и опять.
После шести часов такой дороги Маркиз совершенно изнемог. Бесконечные препятствия, падения, уколы, удары тяжелых веток и лиан доконали его.
Неукротимый темперамент до сих пор помогал преодолевать голод, жажду и опасности. И на помощь это прекрасное качество характера всегда приходило, когда в нем была острая необходимость. Но эту тягомотину даже неунывающий Маркиз оказался не в состоянии побороть.
Он изрыгал проклятия, кляня ненавистный лес. Однако тот, похоже, не желал обращать на парижанина ни малейшего внимания. Присутствие разгневанного человека не беспокоило вековые деревья.
— О, тропическая природа! Сколько раз художники и писатели воспевали твои красоты! Но кто из читающих романы и смотрящих картины знает, что на самом деле скрывается за этими красотами? Горе тому, кто осмелился проникнуть под эти кроны! Он будет исколот, избит, семь потов сойдет с него. Мерзкие, грязные, растрепанные — вот какими выйдете вы из тропического леса! Смеетесь, месье Шарль? А я в бешенстве. Больше ни о чем и думать не могу. Раньше, когда я был солдатом, мне случалось хаживать в дальние походы с тяжелым вещевым мешком за плечами. Но там, по крайней мере, мы знали, куда и зачем идем. Мы пели, балагурили, а если и уставали, то все же чувствовали себя людьми. А здесь я, по-моему, превратился в обезьяну. Я уже больше не человек! Все мои усилия направлены на то, чтобы окончательно не потерять своего лица. Но разве здесь это возможно? Идешь все время с опущенной головой. Не дай Бог не заметить какое-нибудь препятствие. Свалишься и разобьешь физиономию за милую душу или получишь толстенной веткой по глазам. Листья на деревьях острые, словно лезвия. А если недоглядишь, скатишься в овраг, и поминай, как звали. Все это бедный разум не в силах выдерживать ежесекундно и ежедневно — по двенадцать часов без передыху!..
Однако вскоре бедному Маркизу запретили и причитать. Лес становился почти непроходимым не только для белых, но и для индейцев. Нужно было быть предельно внимательным и не потерять из виду идущих впереди.
Заросли густели. Надвигался сумрак.
Теперь шли, согнувшись в три погибели, опустив головы. То и дело приходилось нагибаться почти до земли, чтобы пролезть под упавшим деревом. В таких условиях и индейцы замедлили шаг.
Запутавшись в лианах, один из них упал. Другой силился вырваться из лап колючего кустарника, исцарапанный до крови. Тот, что вел всех за собой, заблудился. Он искал тропинку, прорубая себе дорогу с помощью сабли. Четвертый зацепился за ветку, которая, отлетев, больно ударила шедшего следом.
Наконец досталось и Шарлю, тому самому Шарлю, который прожил в этих местах не один год и ко всему привык. Он наткнулся на колючее дерево, изорвал одежду и получил чувствительный удар по голове. Шляпа его повисла на ветвях. Индеец попытался достать ее — вскарабкался наверх, но сорвался, упал, а вслед за ним на головы несчастных посыпалась целая лавина веток и листьев. Дождь оказался не таким безобидным: вместе с листьями на головы обрушились десятки клещей, сороконожек и скорпионов.
Чего же еще!
Вдруг все услышали голос Винкельмана. Сначала даже нельзя было понять, откуда он раздавался.
— Не шевелитесь! Осы!
Эльзасец замер у дерева, к стволу которого прилепилось осиное гнездо. Осы были огромные, с палец величиной. Местным жителям хорошо знакомы эти грозные насекомые.
Гнездо, сделанное из вещества, напоминающего картон, достигало одного метра в диаметре. Свирепые хозяева потихоньку вылетали из своего убежища и кружили над головой Винкельмана. Несчастный боялся не только пошевелиться, но даже и вздохнуть. Он старался не моргать и, если бы это было в его власти, заставил бы сердце перестать биться.
Все замерли: Шарль — в гуще кустарника, Маркиз — растянувшись плашмя на земле, Хозе — на спине, индейцы — в самых невероятных позах. Все стояли, лежали, сидели как вкопанные, объятые ужасом.
Одно неосторожное движение, и стая ос накинется на жертву.
Благодаря Винкельману, в который уже раз проявившему хладнокровие, опасности удалось избежать. Минут пятнадцать, правда, пришлось не шевелиться. Но потом насекомые вернулись в гнездо, не найдя, очевидно, ничего интересного для себя в этих неподвижных фигурах.