Охотники за Костями
Шрифт:
— Так ты действительно прячешься!
— Разумеется, нет. Уже нет. Я сижу, чтобы поставить западню.
— Западню. Чудно. Весьма умно, о Верховный Маг.
— Согласен. В следующий раз оно подойдет ближе.
— Ты думаешь, я на это куплюсь?
— Верь или не верь, Калам. Что мне. Хотя если старейший друг мне не верит…
— Худа ради, Быстрый. Я НИКОГДА тебе не верил!
— Как обидно. Мудро, но все же обидно.
— Скажи мне кое-что… Как ты ухитрился спрятаться у врат Худа, когда рядом стояли и смотрели Паран и сам Худ?
Раздалось фырканье. — Они же были
— А они как раз мир спасали.
— Толкнули камешек в лавину. Остальное свершил кто-то другой. Не знаю кто или что. Скажу лишь, что эти падающие солнца… они были полны голосов.
— Голосов?
— Громадные куски камня. Нефрит, плывущий со звезд. И в этих разломанных горах или что они там, в них были души. Миллионы душ, Калам. Я СЛЫШАЛ ИХ!
"Боги! Теперь понимаю, Быстрый, почему ты внизу". — Это… сверхъестественно. Я трясусь как в ознобе от одного рассказа.
— Знаю. Со мной то же.
— Так как ты спрятался от Худа?
— Разумеется, стал частью врат. Еще один труп, еще одно взирающее лицо.
— Эх, вот это было умно.
— Еще бы.
— И каково было среди всяких костей, тел и прочего?
— Вроде бы… уютно…
"Могу себе представить". Калам снова оскалил зубы. "Погоди… интересно… все ли в порядке с нами?" — Быстрый, ты и я…
— Что?
— Думаю, мы безумцы.
— Ты — нет.
— Как это?
— Ты тормозишь. Нельзя думать, что ты безумец, если ты уже безумец. Понял?
— Нет.
— Я же сказал, тормозишь.
— Ну, — пробубнил ассасин, — это утешение.
— Для тебя. Шш! — Маг схватил Калама за рукав. — ОНО ВЕРНУЛОСЬ! Ближе!
— Совсем рядом? — шепотом спросил Калам.
— Боги! Надеюсь, что нет!
Один жилец на каюту; в окружающих закутках и кабинках ютится оцепление Алых Клинков, яростно защищающих ожесточенного, сломленного командира, но не желающих оказаться с ним в одном помещении. Хотя помещений на корабле очень не хватает. За солдатами хундрилы клана Горячих Слез, все до одного обуянные морской болезнью — воздух под палубой пропитался горечью желчи.
Итак, он остается один. Закутан спертым, вонючим воздухом. Ни один фонарь не отгоняет тьму, и это хорошо. То, что снаружи, соответствует тому, что внутри. Кулак Тене Баральта снова и снова повторял себе, что это хорошо.
И'Гатан. Адъюнкт послала их в малом числе, зная, что случится резня. Она не желала, чтобы ветераны подрывали ее авторитет. Она хотела избавиться от Клинков и моряков — от солдат вроде Каракатицы и Скрипача. Она, вероятно, работала над этим, сговорившись с самим Леоменом. Слишком совершенны, слишком хорошо подгаданы пожар и всеобщая гибель. И сигналы были — те самые дураки с лампами на крышах и вдоль стен.
Да и время года… Город, полный масла, урожай оливок — она не гнала армию за Леоменом, она вовсе не спешила, хотя любой верный командир успел бы затравить мерзавца задолго до входа в И'Гатан.
Да, поистине… дьявольская точность.
И вот он изуродован, заперт в скопище проклятых предателей. Но снова и снова ход событий, как кажется, стремится сорвать изменнические,
Если бы их смог вести сам Кулак Баральта! Тене Баральта, Калека, Преданный. О да, таковы будут его прозвища. Будет и культ его имени, как есть уже культы малазанских героев. Колтейн. Балт. Бариа Сетрал и его брат Мескер из Алых Клинков.
Тене Баральта должен оказаться в их компании. "Только их компания достойна меня", повторял он.
Один глаз еще может видеть. Почти… При свете дня перед ним клубится дымка, и боль, такая боль — он не может даже шевелить головой — о да, целители работают — с тайным приказом ошибаться, оставлять его в преисподней тугих рубцов и фантомных болей. Он знает: едва выйдя наружу, они хохочут, радуются видимому успеху своих обманов.
Ну, он сумеет вернуть им "дары" с большим привеском. Всем этим "лекарям".
В теплой, мягкой тьме он лежит на койке и смотрит в потолок. Трещат и стонут невидимые вещи. Крыса снует вдоль и поперек убогой каюты. Его часовой, его страж, его пленная душа.
Странный запах донесся, сладкий, обволакивающий, вызывающий онемение; он чувствовал, что боли утихают, дергающие нервы успокаиваются.
— Кто здесь? — прокаркал раненый.
Ответ прозвучал хрипло: — Друг, Тене Баральта. Тот, чье лицо поистине подобно твоему. Как и ты, преданный всеми. Нас с тобой бьют и терзают, чтобы снова и снова напомнить: не доверяйте тому, кто не отмечен рубцами. Никогда. Истина в том, друг мой, что лишь смертный, что был сломан, может выйти с другой стороны исцеленным. Новым и — для упавших перед ним врагов — ослепительно ярким. Так? Сверкающее белое пламя правоты. Обещаю тебе — этот миг будет сладостен!
— Привидение, кто послал тебя? — зашипел Баральта. — Адъюнкт? Демон — убийца, чтобы закончить…
— Конечно, нет. Даже бросая такие обвинения, Тене Баральта, ты понимаешь их ложность. Она могла бы убить тебя в любое время.
— Солдаты защитят меня…
— Она не убьет тебя, — раздавалось во тьме. — Зачем? Она уже выбросила тебя, жалкую, бесполезную жертву И'Гатана. Ей неведомо, Тене Баральта, что твой разум жив, что он остр, как и всегда, что ты готов судить и лить кровь нечестивых. Она слишком довольна собой.
— Кто ты?
— Я Гетол, Глашатай Дома Цепей. Я здесь ради тебя. Только ради тебя — ибо мы ощутили, о, как мы ощутили, что ты рожден для величия.
"Ах, какая страсть в его голосе… но нет. Погоди, будь сильным, покажи этому Гетолу свою силу". — Величие. Да, Глашатай, я всегда знал это.
— И время пришло, Тене Баральта.
— Неужели?
— Ты чувствуешь наш дар? Ослабление боли?
— Да.
— Хорошо. Этот дар твой, будут и иные.
— Иные?
— Твой глаз, Тене Баральта, заслужил не только туманную нечеткость. Не так ли? Острота зрения должна равняться остроте ума. Это кажется справедливым, естественным, правильным.