Охрана
Шрифт:
«С этим злом нужно вести непримиримую борьбу, – вспомнил майор слова своего московского не очень дальнего родственника, генерал-майора, доктора технических наук, заведующего кафедрой в старой и престижной академии. Служил он уже двадцать семь лет. Часто ездил по командировкам. Жизнь повидал командировочную. Людей познал. Ученым он был хорошим. Узнав о ЧП со своим родственником, он, во-первых, обеспечил ему хорошее место в больнице, во-вторых, отругал его по-отечески, хотя был старше всего лишь на десять лет, затем в который уж раз предложил ему научную работу, а потом, как когда-то на партсобраниях, посерьезнел и выдал несколько тирад, завершив свое выступление безапелляционным: –
Установка была ясная. Бороться с этим злом надо. Но не нам с тобой. У нас есть дела поважнее. Мы – интеллектуальный фонд российской армии, которая всех сильней.
Зампотех, собственно говоря, и не болел. Пять дней полежал в больнице и сбежал в часть. Не успел обдумать ситуацию (он наконец-то понял, что нужно воспользоваться предложением родича и заняться, пока мозги не отсохли, наукой), как явился к нему гость. Зампотех пригласил Мамедова в квартиру. Коньяка у кавказского незваного гостя не было. И денег тоже. В старом кожаном дипломате привез житель солнечного Дагестана фотографии, в основном семидесятых годов. Он разложил их на обеденном столе в большой комнате майорской квартиры и, не спрашивая разрешения, стал говорить о себе, о своей семье, о Дагестане.
В шестьдесят девятом Салават Мамедов демобилизовался, вернулся в родное село, в Контрмахкалу, под Махачкалой, женился. В семидесятом жена родила сына, и через месяц село было разрушено сильным землетрясением. Только трубы остались вместо домов. Нет, никого не убило. Люди вовремя вышли из домов, день был, повезло.
Зампотех, человек по натуре вежливый, слушал гостя невнимательно и, может быть, поэтому не перебивая его. Заявление на Ахмеда он еще не подал и не хотел подавать. Зачем командиру части ЧП, скандал, суд? Здесь все было ясно. Никто сор из избы выносить не собирался. Но и служить теперь в этой части зампотеху не хотелось. Он уже решил принять предложение родственника и уйти в науку. Пока не поздно. Пока ему еще только тридцать лет.
Государство помогло, продолжал свою исповедь житель Дагестана. Каждая семья получила деньги на строительство. Мне еще больше повезло. Начальник механизированной колонны, вот он справа, мне «ЗИЛ»-восьмерку дал с покатым кузовом. Я хорошо работал. План перевыполнял, любое задание выполнял лучше всех. Не отказывался никогда. Вечером всегда что-нибудь домой привозил. Песок, кирпич, цемент или камень, пиломатериал, доски то есть. Дом хороший построил. Жена еще одного сына родила. Потом дочку родила. Вот моя семья в семьдесят пятом году. Потом она еще сына родила и дочь. Хорошо жил. Работал. Все было. Друзья были. Из Москвы приезжали, в Махачкале отдыхали. Коньяк, вино пили. Ай, какие у нас виноградники были, самый лучший виноград во всем мире – мне москвич Леша говорил. Вот он в центре. Мы с ним в Эстонии служили. Вот мы на плацу.
«Зачем ты приехал сюда, отец прапора, зачем? – думал майор, раздражаясь. – Что ты здесь можешь изменить? Сына твоего сажать никто не будет. А в армии он вряд ли останется. Зачем мне твои Леши и виноградники? Ехал бы ты домой».
– У нас в роду все армия служили. Отец Сталинград воевал, Прага. Дядя мой, брат отца, не видел я его никогда, под Курском погиб. Орден остался. На стене, видишь, наша фамилия. Долго искали. Нашли. Проверили. Точно – наш Мамедов.
«Ох, отец прапора! Сейчас ты свою родословную до Куликовской битвы доведешь. А то и до Хосрова. А то и до Александра. Ну зачем мне все это?!»
Зампотех долго сопротивлялся воле судьбы. Не родился он боевым офицером. Но дурь в нем сидела прочная, патриотическая. Победитель олимпиад по физике и математике, он вдруг наперекор всем поступил в Ярославское зенитно-ракетное училище ПВО. И там все было ясно – кабинетный он человек. Не строевой, не боевой. Нет. Упрямство помешало ему сделать верный выбор уже тогда. Лавры адмирала Макарова, адмирала Колчака не давали ему покоя. Он мечтал о многом, не понимая, что такие военно-ученые являются скорее исключением из правил. Либо там. Либо здесь. Так логичнее. Спокойнее. И тебе, и людям. Так полезнее для дела, военного.
Скорее бы твои фотографии закончились, отец прапора. Скоро жена и дочь со школы придут.
Еще час Салават рассказывал майору о своей семье. Старший сын, тоже Салават, погиб в Чечне. Теперь старшим стал Ахмед. Надежда и опора семьи. Зачем он в армии остался? В Дагестане совсем работы нет. Как вырубили виноградники, плохо жить стало.
– Ты его, майор, не губи, пожалуйста. Скажу честно, денег у меня много нет. Дочерей замуж выдал, потратился. Младшему – четырнадцать лет. Где много денег взять, скажи? Сколько надо, скажи? Попробую достать. Кунак поможет, кто-нибудь еще поможет. Раньше я богаче был. Молодой. Деньги сами в карман спешили. Сейчас – худо дело.
– И в таком духе еще минут на двадцать. От денег майор сразу наотрез отказался. Не поверил Салават, подумал, что майор цену набивает. Еще пятнадцать минут говорил он. Наконец умолк. Сгреб фотографии со стола в дипломат.
– Нет, – сухо сказал, – не хочу кушать. Спасибо. Сына пожалей. Не губи. Мне пора. Ночью на поезде домой поеду. До свиданья.
Он ушел. Худой, в зимнем драповом пальто, в шапке лисьей, самоделке. Гордый человек. Но очень усталый. Он был на пять лет старше родича майора. В конце 1997 ему исполнится ровно пятьдесят.
Когда шум его негромких шагов по бетонным ступеням пятиэтажки затих, майор погасил сигарету, скинул ее в баночку, стоявшую на подоконнике в коридоре, и вошел в квартиру. Скорее бы, скорее бы вырваться из этой части! Скорее бы закончилась волокита с оформлением документов! Надоело.
Через месяц он перевелся в Москву. К лету закончились пересуды в военном городке об этом происшествии. Ахмеда Мамедова под суд, конечно же, не отдали, он исчез, о нем забыли, но летом девяносто восьмого года вдруг вспомнили. Кто-то слух пустил по городку о том, что прапорщика Мамедова из армии не уволили, а перевели в другую часть на противоположном конце Московской области. И служит он будто бы там очень хорошо.
Николая Касьминова это известие не удивило. Откупился дагестанец. И зампотеху, видать, сунул на лапу. А может быть, и нет. Зачем, в самом деле, ему деньги, если у него такой родственник в Москве? Устроил его в академию писать диссертацию и обучать курсантов – не каждому такое предлагается…
Касьминов был человеком не завистливым, да и дела воинской части его интересовали теперь постольку, поскольку на телефонном узле работала его жена. Хотя, конечно, было обидно. Пришел в часть молоденький капитан. Ему тут же должность, звание повысили. А Касьминову предложили гараж принять. А он в этой части всю жизнь прослужил, не считая трех лет академии. Зависть тут, может быть, и не причем, но справедливость-то какая-то должна быть. Они теперь хорошего зампотеха найти не могут. А Касьминов уже второй год в охране работает. Кому от этого хорошо?