Ои?роэн
Шрифт:
– Хороший у тебя сынок, – сказала Вей, покачивая на коленях Рада. Пока мы завтракали, она забрала его у Вереска, вручив мальчишке вместо того полную чашку кобыльего молока. – Славный.
Я промычала в ответ что-то невразумительное, а сама подумала, что верно эта женщина давно не держала в руках младенцев, раз даже мой оручий маленький засранец кажется ей славным.
Будто подтверждая мои мысли, Вей вздохнула:
– Так сладко малыши пахнут... Я уж и забыла каково это. Шиа – наша единственная внучка, и она уже вон какая большая
Про Кайзу и его семью я не знала ровным счетом ничего, но чутье подсказало, что лучше и не спрашивать. Уж точно там без скверных историй не обошлось, ведь степные люди редко, когда имеют меньше трех-четырех детей в семье, а значит, и внуков должно быть еще больше.
– Слабый он, – сказала я, отпив молока. – Потому что родился до срока.
Хотела добавить, что боюсь, как бы навсегда таким хилым не остался, но смолчала – мало ли какие злые духи могут подслушать этот разговор и подтолкнуть судьбу моего сына не в ту сторону.
– Ничего, – утешила меня Вей и поудобней перехватила Рада, который уже весь извелся, желая дорваться до моей груди. – Все с ним будет хорошо. Я видала тех детей, что рождены до срока и не получили достаточно сил, чтоб вырасти крепкими и здоровыми. Твой сын на них не похож. Посмотри, как велика его жажда жизни! Он маленький, но не такой уж слабый. Вот увидишь, этот мальчик еще обгонит тебя на скаку.
В этот момент Рад не выдержал и наконец разорался, требуя того, что принадлежало ему по праву.
Я забрала его и приложила к груди, думая о том, что Вей, наверное, права. Будь мой сын слабым, он бы вовсе не сумел сосать молоко и так сердито распинывать свои мокрые пеленки.
– Что тебе Кайза сказал? – спросила я Вереска, который сидел все это время молча, только жевал и слушал нас.
– Ни’ичего.
К очагу сунулась Шиа. Сверкнула быстрыми, как бегущие ящерки, глазами.
– Деда сердится, – сказала она и сцапала лепешку.
– Шиа!
Вей посмотрела на девчонку так, что та должна была бы в пол закопатсья, но малявка только отскочила в сторону и добавила с ухмылкой:
– Очень сердится. Потому что белый колдуненок сделал большую глупость! – и бросила на Вереска такой взгляд, словно это он тут был младшим.
– Язык как у сороки! – воскликнула Вей. – Ну-ка придержи его, маленький бесенок!
Шиа рассмеялась и спустя мгновение уже выскочила прочь из тэна.
Вереск смотрел в пол.
– Не слушай ее, сынок, – вздохнула Вей. Она подошла к мальчишке и погладила его по голове. – Эта птичка болтает, что ей вздумается, никогда наперед не думает.
Смуглые пальцы замерли на белой макушке.
– Ты ведь седой... Что же за страх с тобой приключился?
Вереск смолчал. Я тоже не стала ничего рассказывать, ибо это была не моя история.
Вей вздохнула и принялась собирать посуду с низкого столика на гнутых ножках.
– И то правда, – сказала она. – Не мое это дело. Ступай-ка ты лучше, сынок, погуляй немного. Солнце, вон, ярко как светит сегодня. Степь словно золотом омыта. Хочешь провожу тебя до ручья, где мой муж оставляет подношение духам?
Молчаливый кивок.
– Вот и славно. А к обеду он проснется и будет с тобой говорить. И не бойся ты, ради бога, не слушай эту вертушку болтливую! Кайза очень тебя ждал. Давно ждал...
5
К ручью отправились все вместе.
Шиа впереди всех. Бежала легко, подпрыгивая и не останавливаясь – как мелкий камешек катится с горы. За ней, мягко ступая, наполняя воздух перезвоном своих браслетов, шла Вей. Небыстро шла, позволяя Вереску поспевать за ней. Ходил он теперь снова с двумя костылями, медленно и с трудом – прежняя сила так и не вернулась к нему. Смотреть на это мне было больно, я и не смотрела. Отстала от них, позволив ногам стать тяжелыми, как корни железного куста. Казалось, еще пара шагов – и врасту в землю, которую так люблю, останусь тут навсегда.
Но ручей был близко, и вскоре мы уже стояли возле узкой ленты воды, быстрой и говорливой.
– Вот камень, видишь? – Вей указала на плоский булыжник размером с большое блюдо, который стоял посреди ручья ступенькой, позволяя прозрачным струям скатываться с него и весело падать вниз, разделяясь на несколько коротких прозрачных косиц. – Кайза там оставляет подношение.
Вереск смотрел на ручей, стоя у самого края воды. Лицо его разом стало мягче, а в глазах потеплело так, будто он старого друга увидел.
Вей вытащила из-за пазухи лепешку, разломила ее на три части.
– Дай! Дай мне, ба! – Шиа тут же подскочила, вытянула тонкую ладошку, такую же смуглую, как у всех в этой семье.
– Цыц, – Вей легонько шлепнула внучку свободной рукой по макушке. – Неугомонная! Куда поперек старших лезешь? Поперек гостей? Ох, отдам я тебя тетке Дугу на воспитание!
Шиа обиженно отвернулась, надула губы.
– Вот и не отдашь! Не отдашь!
Но Вей уже не слушала ее. Протянула кусок один лепешки Вереску, другой дала мне.
Ручей был узенький, не больше трех шагов в ширину, но хромому на костылях и то преграда. Я с тоской подумала, что дружок мой обязательно брякнется сейчас в холодную воду, текущую от далеких гор, но Вереск не стал испытывать судьбу. Вместо того, чтоб попытаться дойти до камня, он опустился на землю и положил хлеб прямо на поверхность ручья. В первый миг мне показалось, что лепешка тут же пойдет ко дну, но маленькая упругая волна вдруг подхватила ее и вынесла прямо на каменное блюдо.
Вертлявая Шиа застыла, разинув рот и забыв про свою обиду. Похоже, такой магии она еще не видала. Вереск же улыбнулся и, сняв свои сапоги, осторожно опустил обе ступни в воду. Холодные струи заскользили по молочно-белой коже, по железным скобам, что всегда удерживали эти худые ноги, не давая им падать.