Ои?роэн
Шрифт:
– Это значит, что ему нужна сейчас вся его сила. И еще немного.
Гнев разом оставил меня, словно и не накатывал.
– Я могу помочь?
– Да. Можешь. Твой зверь силен. И он знаком ему, – Кайза повел головой, разминая уставшую шею. – Но я не знаю, какой ценой это встанет тебе. Возможно, его зверь надолго лишит тебя сил.
– Лишь бы молока не лишил... – отрывисто бросила я. Посмотрела на бледный лоб, покрытый испариной на отчаянно стиснутые веки. – Кайза, но я же не маг... Если у тебя не выходит, то как я могу справиться?
– Здесь
Я фыркнула и дернула плечом. Страх сжался в острый комок, в наконечник стрелы, засевший в грудине. Он никуда не делся, но я теперь была больше его.
– Готова. Давай свое пойло.
10
– Тебе не надо ничего пить, – ответил Кайза. – Прости сиди, где сидишь и не пытайся встать.
Это звучало опасно. Я нервно дернула ногой, посмотрела ему в глаза.
– Что мне делать потом? Когда...
– Не знаю, Шуна, – ответный взгляд был прямым и честным. – Я хотел бы сказать, но это тебе придется понять самой.
Отлично. Лучше не придумаешь.
Кайза встал и шагнул к огню. С возрастающим напряжением я наблюдала за тем, как он раскуривает свою трубку. Потом шаман снова оказался рядом со мной и, сделав глубокую затяжку, выпустил мне в лицо густой клуб дыма.
Сначала я ослепла и забыла, как дышать. Потом оглохла и забыла, как думать. Но вскоре вокруг не осталось ничего кроме тумана, и в нем растворился мой страх и я сама...
...Над лесом стоял туман.
Я ступала сквозь густой ельник тихо и осторожно, не зная, чего ждать впереди. Место было незнакомое, чужое. Наверняка опасное. Я принюхалась и ощутила где-то поблизости запах дыма и крови. Все говорило о том, что надо скорее уйти подальше, но вместо этого я поспешила прямо туда, откуда ветер нес едкую гарь.
Когда я выбежала на поляну, туман уже совсем рассеялся и стало хорошо видно, что опасность ушла. Темные пятна на земле, серый прах в воздухе. Кровь и пепел. Я позволила запахам течь сквозь мои ноздри и узнала о том, что здесь случилось еще прежде, чем смогла разглядеть всю картину целиком.
Люди нашли их логово и убили старших. Детеныши разбежались. Кого-то успели поймать и бросить к главной добыче, кто-то ушел далеко. Но один из них, раненный и полумертвый остался здесь. Едва касаясь мягкими лапами земли, я подошла к яме меж толстых витых корней старого дуба. Запах белого ирвиса. Зверя, который мог проглотить меня всю целиком или убить одним ударом своей тяжелой лапы.
Он лежал там.
Неподвижный, покрытый грязью и кровью. Еще живой. Котенок с нежными кисточками на некогда белых ушах.
Я мягко спрыгнула вниз, обнюхала его и лизнула.
Он пах молоком и своей матерью. Мне не хотелось бы встретиться с ней, будь она жива. Но детеныш был маленьким и беззащитным. Я схватила его за загривок и вытащила из ямы. Это место смердело... Насквозь провоняло людьми и смертью. Я знала, что здесь оставаться нельзя.
Он был маленьким, но все же тяжелым для меня. Слишком тяжелым. Мои тонкие серые лапы глубоко увязали в сырой весенней земле. Однако я не останавливалась, тащила его все дальше и дальше от гиблой поляны, а он не вырывался. Если бы не едва ощутимое биение тонкой жилки под моими зубами, могло бы вовсе показаться, что он умер.
Я позволила себе отдых только, когда густой темный лес вокруг сменился высокими степными травами. Уже смеркалось, но в сумерках мои глаза видели очень хорошо. Я отыскала щель между больших нависающих камней и легко протиснулась туда, уложила детеныша ирвиса на землю, покрытую старым птичьим пометом и перьями. Когда-то здесь был дом птицы-бродяги, теперь будет мой.
Детеныш дышал еле слышно. Я отыскала самую большую рану у него на спине и принялась ее вылизывать. Вкус крови смешался со вкусом пепла.
Я вылизывала его долго. Когда в щели меж камней забрезжил рассвет, стало видно, что шерсть детеныша снова засияла снежной белизной, какая свойственна его роду.
А еще он вырос. За ночь стал больше меня. И раны затянулись.
Мне следовало уйти и оставить его здесь, но я почему-то не могла. Сидела, обвив хвостом лапы и смотрела не него – на мягкие кисточки, розовый нос, черные линии над плотно сомкнутыми глазами. Эти линии были безупречны и завораживали.
Когда усталость взяла свое, я уснула у него под боком, а проснувшись увидела, что вчерашний детеныш стал взрослым ирвисом. Этот зверь сидел чуть поодаль от меня и жадно нюхал воздух, пытаясь понять, где он и как выбраться из-под камней. Меня словно и не замечал.
Осторожно, незаметно, я попятилась к выходу из щели. И уже у самого ее края поняла вдруг, что большой белоснежный кот не сможет выбраться из укрытия, которое казалось таким хорошим. Он попросту не пролезет в эту дыру, такую удобную для моего маленького гибкого тела...
Я сама завела его в ловушку. Сама обрекла на смерть под камнями. И если не уйти прямо сейчас, первым делом он сожрет меня, чтобы хоть немного продлить свою жизнь в этой западне.
Но я не ушла.
Вместо этого медленно приблизилась к ирвису. На ослепительно-снежной его шкуре не было ни единого темного пятна, кроме этих черных узоров у глаз. У глаз, которые, наконец, посмотрели на меня.
Я так и не поняла, что произошло в этот миг. Мне показалось, я ослепла от слишком яркого сияния, как будто долго глядела на снег под солнцем. Мне показалось, я – больше не я, а кто-то иной. И он не был тем, кем казался.
А потом ирвис повел головой, дернул плечами, ощерил зубы в оскале...
...и камни вокруг нас осыпались.
Мы вдвоем стояли под прозрачно-синим утренним небом, а вокруг нас простиралась золотая степь, сплошь покрытая душистыми звездочками горицвета.
Не сводя с меня глаз, ирвис опустился на землю, подставляя свой беззащитный загривок. Спустя мгновение уже была на его спине – теплой, сильной, знакомой мне всеми ее шрамами.