Ои?роэн
Шрифт:
– Мне не нужны больше никакие дети! К демонам!
– Значит только для Рада... Шуна, про’осто дай мне время. Однажды я смогу взять те’ебя на руки и внести в этот дом.
Откуда он знал? Как догадался, что это важно?
– Не нужно мне ничего... – пробормотала я устало. Вдруг ужасно заболела порезанная рука. И я поняла, что еще несколько дней не смогу ни вещи стиранные отжать, ни Рада ухватить ею покрепче. Дура криворотая.
– Пусти меня, я пойду спать. А ты уходи. В шаманский тэн.
– Хорошо... Погоди, Шуна. Я хочу показать тебе, – он наконец отступил в сторону и склонился к своим ногам. Принялся что-то там отстегивать, звякать креплениями и шуршать завязками. Спустя
С возрастающим изумлением я увидела, как медленно, очень медленно, держась одной рукой за стенку фургона, он делает шаг. И другой. И еще один.
– Ох! – я накрыла губы пальцами. – Как это, Каи?
– Са’ам не знаю. Про’осто понял недавно, что мо’огу.
Он устало прислонился к фургону. Влажные волосы прилипли ко лбу. С тех пор, как Вереск стал учеником шамана, он заплетал их в тонкие косицы, но несколько непослушных прядей всегда норовили сбежать из этой прически. Я отвела одну от его глаз и вдруг поняла, что в этот момент могу сделать с ним все, что угодно.
Просто все.
И он даже убежать не сможет.
Наши глаза встретились. В свете луны ярко сверкнул отблеск взгляда белого ирвиса.
Я положила руки ему на грудь, зажмурилась.
В мыслях эти руки уже скользили туда, где полыхала середина его тела. Я ощущала ее жар. И ощущала свой.
«Просто дай мне время...»
Я стиснула в кулаках ткань его рубахи. Левая рука полыхнула острой ослепительной болью, и эта боль словно швырнула меня лицом на камни.
– Когда ты станешь достаточно сильным, чтобы носить женщин на руках, я тебе уже не понадоблюсь.
С этими словами я разжала пальцы ощущая, что кровь насквозь промочила повязку. На рубахе его осталось темное пятно. Я увидела это уже отворачиваясь, чтобы уйти прочь.
– Нет, Шуна! – крикнул он мне вслед. – Э’это неправда!
Он не мог лгать, конечно... но мог просто не знать всей правды. Ни про себя, ни про меня.
4
Свое обещание Вереск сдержал – больше он не приходил ночевать в гостевой тэн. Вот только не могу сказать, будто это сделало меня счастливей.
В первую ночь без него я просто ревела, утирая слезы старым овечьим одеялом. На смену мыслям о том, что я все сделала правильно приходил ужас от непоправимости содеянного. Ведь я так привыкла, что этот мальчик всегда был рядом, был моим хранителем... Но разве мне нужны какие-то хранители? Разве мне нужны подпорки? Я ведь не калека, могу сама идти куда хочу и когда хочу. Даже становище шамана казалось мне временным убежищем. Как бы по-доброму ни относились ко мне здесь, в глубине души я все равно ощущала себя лишней. Вереск был прав, когда говорил, что свой дом – это совсем другое. Пусть даже это всего лишь маленький фургон... Я понимала – когда Рад подрастет, и у меня достанет сил отказаться от помощи, я откажусь.
Мне так отчаянно хотелось доказать всему миру, что я сильная и свободная. Как моя мать. Но, оглядываясь назад, я понимала, что она, наверное, все-таки была сильнее. Ведь эта женщина не сидела на одном месте, даже когда я еще не научилась стоять. Впрочем, как знать, что там скрывает туман прошлого... Никто мне уже не расскажет о годах моего младенчества и о том, как мама справлялась одна. И всегда ли она была одна.
Тот человек со шрамом на лице... Какое место он занимал в ее жизни? Я помнила его руки, навсегда пропахшие конским потом. Помнила, что мать часто смеялась рядом с ним, распускала волосы. Куда он делся потом? Каким ветром унесло его прочь от нас? А мой отец? Почему мама никогда не поминала его вовсе? Этот загадочный феррестриец, чьего имени я так и не узнала... В детстве мне было до слез обидно, что мать вовсе не желает говорить о нем, это казалось несправедливым. Ведь могла же она хотя бы сказать, как его звали.
Теперь я могла понять ее. Теперь я догадывалась, что наши судьбы оказались похожи гораздо больше, чем того хотелось бы нам обеим.
Ох, мама.
Я привыкла жить без нее. Привыкла справляться со всеми бедами сама. Но порой мне так не хватало ее! Так хотелось, как в детстве, закублиться под бочок, вдохнуть теплый родной запах, спросить совета... Спросить, как о н а справлялась со всем. А пуще всего – с болью, которая наверняка осталась на месте моего отца. Или это был случайный человек в ее жизни? Пять минут похоти на сеновале с пьяных глаз? Но так ведь затворная трава для того и существует, чтобы вовремя навести себе отвар и избавиться от всего ненужного даже прежде, чем оно начнет расти. Значит, мать хотела, чтобы я осталась... Значит, их встреча была не такой уж и случайной. Или вовсе не случайной. Но тогда, выходит, с течением времени рана в ее сердце не стала намного меньше, иначе почему бы она так упорно молчала о нем? Выходит, и мне не стоило надеяться, что однажды я смогу думать про Лиана без боли и зубовного скрежета.
Вот только, в отличие от матери, я не могла вечно скрывать от Рада, кто его отец.
Я понимала – придет время (и очень скоро), когда придется рассказать сыну, откуда ему досталась сила управлять огнем и ветром, мочь то, что не дано другим. Я всегда помнила – он хоть и мой мальчик, но не принадлежит мне в полной мере.
Доказательством того были сны, в которых я видела Фарра.
Он приходил не часто и никогда не лез в мои чувства и мысли, но за его заботливыми вопросами о наших делах я неизменно видела желание держать под контролем жизнь Рада. Конечно, белогривый всегда говорил, что это Айна его попросила проведать, как мы там, но я ему ни на крошечку не верила. Может, и попросила, а, может, это он сам аккуратно наводил ее на идею справиться о нас.
Встречи наши были недолгими. Фарр чуял, что мне от них тяжко и быстренько раскланивался, спасибо ему за это. А я поутру просыпалась с ощущением, что по мне прокатился здоровенный булыжник размером с фургон. Эти встречи будили во мне слишком много чувств и воспоминаний, которые я хотела бы начисто забыть.
Я вспоминала, как ехала с ним в одном седле, а сама смотрела на его названного брата. Как мы сидели у костра в степи, и я пыталась понять, которого из них прибрать к рукам. Поначалу-то мне еще казалось, что со старшеньким у меня даже побольше шансов. Пока не узнала, кто он. Пока не разглядела в его сердце эту занозу, что невозможно вынуть ничем, кроме встречи с любимой женщиной. С единственной, о которой он думал днем и ночью. Айне повезло... повезло, что он оказался таким упрямым и терпеливым. Сумел добиться своего.
Я знала, тот, кто подарил жизнь моему сыну, никогда не приложит столько же усилий, чтобы вернуть меня. Потому что я никогда не значила для него столь же много. И в чужие сны он ходить не умел... Если и снился, так только потому, что это м о я душа рвалась к нему.
Хвала богам, спустя почти год эти сны почти оставили меня наконец. Если они и случались, я быстро находила в себе силы не думать о синеглазом колдуне, в чьих объятиях впервые познала, что такое настоящее счастье.
Но в ночь, когда я осталась в тэне одна, лишь с младенцем у титьки, мне вдруг стало отчаянно страшно, что эти сны вернутся снова. Что теперь, когда некому хранить меня по ночам, жгучий яд снова пропитает все мои поры и отравит мое молоко, мои мысли и всю мою жизнь.