Ои?роэн
Шрифт:
На сей раз он был медленным и чутким, осторожным, как крадущийся зверь. Не отводил взгляда от моего лица.
– Нет...
Боги, как же трудно оказалось отказывать, когда так хорошо...
– Имя свое скажи мне хотя бы, ясноокая.
Ничего я ему не сказала, только поцеловала крепко, так что, сладкая истома пронзила насквозь. А когда и сам он достиг вершины да скатился в траву рядом, лежала, глядя в небо, на густые стада облаков. Они жались друг к другу, как лошади, которых застали врасплох сильные холода. И просветов меж ними уже почти не осталось.
Я намотала черную косицу на кулак и оставила на его губах еще один поцелуй.
– А теперь отвези меня назад.
В становище я быстро ушла от него, ускользнула ящерицей в толпу. Отыскала Вереска рядом с шаманом и его женой, забрала хнычущего Рада, сделала вид, что не заметила сотню вопросов в глазах Вей. А поздно вечером, когда назад двинулись, увидела своего тайкура, цепко следящего за мной с высоты седла. Он хорошо приметил, с кем я была и в какую сторону зашагали наши лошади.
У Вереска на шее висело ожерелье из крупных медных бусин.
12
Я была уверена – не пройдет и ночи, как настырный тайкур явится в становище шамана. Но день миновал за днем, а его все не было. Ну и хвала богам. Тоже нашел что предложить – сопляков ему рожать... Вот радость-то! Как будто мне одного мало. Никакой у этих мужчин выдумки, все они уверены, будто плодить детей – главное счастье в жизни женщины. Нет уж, спасибо. В тот же вечер, как вернулись с праздника, я навела себе отвару из затворной травы, чтобы упаси Небесная Мать, не подарить Раду братика.
Приехал этот темноглазый, когда я уже и думать про него забыла. Подкараулил меня у ручья, одну рано утром, едва солнце позолотило верхушки трав.
– Здравствуй, дану, – поднялся он с камня на берегу. – Я ждал тебя. Правду ли говорят люди, что ты меня обманула?
Вот это начало!
Я глянула на него сердито и не подумала отвечать. Что-что, а лгуньей меня еще никто не называл!
– Говорят, Аелан, ученик шамана – муж твой.
– Чего?! – тут уж я не выдержала. – Да какой он мне муж, колдуненок этот?!
«Недоделанный...»
Тайкур почесал подбородок, склонил голову на бок. Прищурился.
– Значит сын – не его?
Я вдохнула поглубже, чтоб не разразиться громкой бранью. А когда выдохнула, сказала тихо и зло:
– Иди отсюда! Не твое это дело, от кого мой сын!
Думала, правда уйдет, редко терпят мужчины такую дерзость. Но тайкур остался стоять.
– Если люди правду говорят, я не хочу шаману путь заступать. Плохое это дело. Но если ошибаются, слово мое остается в силе. Поедем со мной!
Я наконец зачерпнула старым кожаным ведром воды из ручья и развернулась, чтобы идти к дому.
– Не было тебя неделю целую? Вот и проваливай! Шаманской кары он испугался... Сопляка хромоногого!
– Шаману ноги не главное, – спокойно сказал тайкур. – В ином его сила. Коли правда седой ойроэн связан с тобой узами сердца, много дерзости и удачи нужно, чтобы оспорить его право.
– Нет у него никакого права, – бросила я, не оборачиваясь
Он нагнал меня через пару шагов, выхватил ведро из руки, обнял крепко, не давая и шагу ступить.
– Скажи мне свое имя, дану! – а глаза-то сверкают, и грудь часто вздымается под волчьей жилеткой. Нынче он без рубахи даже приехал, на что она ему, коли праздник закончился? Тайкуры холода не боятся, иные до самой зимы могут вот так ходить. За меховыми краями я отчетливо различила пару больших шрамов да пару поменьше. Все-таки смелый воин. Не страшно с таким...
– Скажи, не то я сам тебе новое нареку.
Ох, репей!
Я отвела глаза от его гладкой смуглой кожи. Вывернулась и в сторону отпрыгнула.
– Нарекай, коли делать больше нечего. Мне то что до твоих имен? Я с тобой никуда не поеду. Здесь мой дом.
Он улыбнулся. Снова голову на бок склонил, качнулись тонкие темные косы у висков.
– Какая ты! Сразу понял, что другой такой не найду. Одна, как солнце в небе.
Сразу он понял! Да уж... Имени моего не знает, прошлого не ведает, а в жены брать собрался. Ну не дурень ли?
– Возвращайся-ка ты к своему озеру и к своей сестре. И забудь, что было, – говорила, а сама внутри падала – от темных глаз его, от шрамов под волчьей шкурой, от ледяных пальцев одиночества, сжимающих меня за горло. – И ведро отдай.
Выдернула, расплескала половину... Уходила быстро, ничего не видя перед собой.
И все пыталась понять – почему?
Почему сама себе не позволила простого женского счастья? Пусть бы он увез меня... Стала бы я жить, как все иные женщины в степи – варить ему похлебку, шить одеяла из овчины, любить жарко, всем телом. Может, и детей родила бы хоть пару еще. Меньше в степи не бывает...
Да только не могла себе представить такой судьбы.
Не хотела.
– Я вернусь, дану! – громко сказал он мне в спину. – Вернусь, слышишь? Коня тебе приведу! Самого лучшего, какого найду! Вместе уедем, куда захочешь! Слышишь?
Я стиснула зубы и не обернулась, пошла еще быстрей.
Ноги мои были мокрыми от пролитой воды, а лицо – от слез.
13
Спустя два дня вечер выдался особенно теплым, словно осень его взяла взаймы у лета. Обычно после этого быстро наступает холодная пора.
Когда Рад уснул, я вышла из тэна до ветру, посмотрела на звездное небо и вдруг вспомнила, как в детстве в такие теплые осенние ночи любила спать на крыше фургона. Теперь – невозможная роскошь. Но, с другой стороны, что мешает мне хоть ненадолго вернуться в прошлое?..