Око Марены
Шрифт:
– Бегством!
– Нет, отъездом. И вообще, вместо того чтобы спасибо сказать за город взятый, ты меня вот уже два часа костеришь. Хороша благодарность.
– Тьфу, идиот, – сплюнул в сердцах Константин. – Да тебя за одно это взятие убить надо. Все мне запорол, а потом еще нагло залез ко мне в шатер и замяукал: «Сюрприз». За один такой сюрприз тебя надо сразу и четвертовать, и повесить.
– Не получится, – заметил Славка. – Если четвертуешь, то вешать уже не за что станет.
– А тебя и так не за что вешать! Головы-то на плечах нет! – не остался в долгу Константин.
– А чем же тогда я ем? –
– Это не доказательство, – безапелляционно заявил князь. – И вообще – скройся с глаз моих долой, а то зашибу ненароком.
– Хотел, как лучше, – забубнил Славка обиженно. – Думал, подъеду тихонечко. Подниму свой спецназ по тревоге, до утра город возьму, на все посты людей расставлю и пойду дорогого любимого князя будить. Представляешь, – оживился он. – Ты усталый, измученный, полночи по кровати катаешься, все думаешь, как город взять. К утру только засыпаешь, весь проблемами изнуренный, а я тебя бужу и говорю: «С днем рожденья, дорогой княже».
– С каким еще днем рождения? – недоуменно уставился Константин на воеводу. – У меня оно в октябре.
– Как?! – остолбенел Славка и сокрушенно схватился за голову. – Ну точно, перепутал, – простонал он. – Это же у отца Николая в июле. Ах я балда.
Впрочем, очень на удивление быстро оправился и гордо заявил:
– А город я все-таки взял.
– Да он и так мой был, – простонал князь. – Все уже договорено было. Меня ж хлебом-солью должны были встретить.
– Это все слова, – заметил Славка. – А я для надежности его сам взял.
Константин, перестав метаться по шатру, подошел поближе к воеводе и некоторое время внимательно его разглядывал с выражением глубокой задумчивости на лице. Спустя минуту он устало вздохнул и вынес окончательный диагноз:
– Клинический идиот. Настолько безнадежный случай, что тут только гильотина может помочь.
– А может, вначале терапевтически? – робко предложил Славка. – Чего уж сразу к таким радикальным мерам переходить? Ну, погорячился человек. Но ведь исключительно из добрых чувств.
– А что бы ты сказал, если бы кто-то из добрых чувств свой дом поджег, чтобы от клопов избавиться?
– Его проблемы, – пожал плечами Славка. – Ему ж на улице спать придется. Я-то здесь при чем?
– При том, что ты мой дом запалил! – взвыл Константин.
– Зато клопов не будет, – нашелся воевода и быстро уклонился в сторону.
Массивный кубок из серебра просвистел мимо его уха.
– Подарок, что ли? – недоуменно переспросил он у князя и вновь отпрыгнул в сторону.
Вторая попытка Константина была еще менее удачной, чем первая.
– Так я от тебя с целым сервизом выйду. Нет, мне, конечно, приятно, дари, пожалуйста, – заторопился он, пристально наблюдая, как князь вертит в руках последний кубок. – Только я за тебя волнуюсь. Сам-то из чего пить станешь?
– Сколько трупов? – отставил Константин в сторону кубок.
– Вот с этого и надо было начинать, – удовлетворенно заметил Славка. – Только не надо мне говорить, что тебе лучше знать – с чего начинать. Ты не папаша Мюллер, хотя временами, вот как сегодня, здорово похож, а я уж точно не штандартенфюрер Штирлиц.
– Ты не юли. Я спросил, сколько трупов после твоих орлов осталось?
– Да ни одного. Даже тяжелораненых нет.
– Это среди них самих. А я имею в виду городскую стражу, – уточнил Константин.
– Ну я же сам стариной тряхнул, – развел руками воевода. – И потом это наш русский город. Можно сказать – свои, только временно заблуждающиеся. Значит, пару ребер одному сломали, кажется. Бугай оказался. И еще одному руку вывихнули, но уже вправили. И все. Но я их накажу, – тут же торопливо произнес он.
– Их-то за что? – буркнул Константин. – Это не в меру услужливого командира наказывать надо.
В это время в палатку осторожно заглянул отец Николай:
– Там процессия идет. Уже из ворот вышла. Надо бы тебе, княже, навстречу к ним…
Константин с тяжким вздохом подался на выход. А торжественный марш горожан с повинной головой, затаив дыхание, приближался все ближе и ближе.
– Ох, что сейчас будет, – пробормотал он вполголоса, но деваться было некуда.
Впрочем, его опасения были напрасны. О ночном взятии города никто из горожан так и не заикнулся. Вначале было не до того – все ждали, что будет делать князь и не начнет ли он лютовать. А уж потом не спрашивали по принципу: «Не буди лихо, пока оно тихо». Коли князь молчит, то и мы помолчим.
И лишь к вечеру, на торжественном пиру один из изрядно подпивших дядек-пестунов малолетнего княжича Александра не выдержал и все-таки спросил Константина. Мгновенно в просторной трапезной воцарилась гробовая тишина. Все ждали ответа рязанского князя. Но Константин уже не был застигнут врасплох.
– А для того я оное содеял, – мужественно взял он вину воеводы на себя, – дабы вы все воочию уразумели, что ежели бы я восхотеша град ваш поять, так он токмо до первой ночи бы устоял, а далее… – тут он многозначительно усмехнулся. – Далее все узрели, что нет таких градов на Руси, кои мой славный воевода на копье взять бы не смог. – И, наклонившись к сидящему рядом Вячеславу, шепотом добавил: – Жаль только, что он на это у своего князя разрешения не всегда спрашивает – хочет он того или нет.
– А мед мне у них больше всего по вкусу вишневый понравился, – невозмутимо ответил воевода, глядя невинными доверчивыми глазами на Константина, и тут же простодушно предложил: – Тебе налить?
Уже в самом начале своего становления князь Константин порою находил совершенно гениальные решения, как это было, например, в случае с Пронском. Уже практически решив все вопросы с мятежным городом мирным путем и договорившись с горожанами, Константин накануне ночью неожиданно для всех отдает приказ и берет град «на копье», то есть штурмом. Не знаю, сколько было жертв с обеих сторон, но сколько бы их ни было – чисто стратегически рязанский князь несомненно выиграл. Такая гениальная демонстрация боевой мощи своего войска настолько шокировала жителей Пронска, обычно склонных к сепаратизму и независимости от Рязани, что они раз и навсегда зареклись прибегать к мятежам и бунтам. Более того, как бы плохо впоследствии ни складывались дела у властителей Рязанского княжества, но в Пронске они всегда находили самую горячую поддержку.