Око Марены
Шрифт:
– Готов с кем угодно в бою немедля сойтись!
– Нешто и впрямь татя верх будет, – сокрушенно вздохнул дед-прончанин, и скупая старческая слеза мутной каплей выкатилась у него из глаза, но в этот миг чья-то тяжелая рука легла ему на плечо.
– Не горюй, старче, – пробасил пролезший из задних рядов огромный молодец.
– Юрко это по прозвищу Золото. Из новиков [161] он, – полетело по оживившейся толпе, а тот, бережно отодвинув старика в сторону, прямиком направился к Константину и низко склонился перед князем в поясном поклоне. Выпрямившись, он, посопев, явно не зная с чего начать, наконец бухнул попросту:
161
Новик – здесь: недавний, новый, новичок (ст.-слав.).
– Я старику верю. И Любиму верю. А ентому злыдню, – он небрежно кивнул в сторону Гремислава, – ни на едину куну. А Господь тож поди не слепой. Повели, божий суд учать.
Константин мрачно посмотрел на Юрка. Парня было жалко. После того зимнего путешествия Константин без колебаний принял его в дружину, но на поединок с таким опытным бывалым бойцом, как Гремислав, выходить ему было еще рано – уж очень необученный. Даже при всей своей неимоверной силе ему было не выстоять. Тем более на помощь с небес, которая неожиданно явится парню во время поединка, Константин, в отличие от Юрка, не рассчитывал. Однако надо было что-то решать, причем срочно. «Какое же ему оружие порекомендовать, чтоб хоть как-то уравнять шансы?» – лихорадочно размышлял он. И вдруг он вспомнил, что когда-то где-то что-то он то ли читал, то ли видел…
– Вызов от Гремислава ты принял. Стало быть, чем биться – тебе выбирать, – медленно и отчетливо выговаривая слова, произнес он, пристально глядя на нежданного заступника старика.
Тут же, не давая возможности произвести скоропалительный выбор, он без остановки продолжил:
– Хочешь – мечи выбирай, хочешь – секиру.
– Я тебя напополам раздвою, – угрожающе пообещал Гремислав. – Больно много тебя одного будет.
Юрко в ответ только засопел сердито:
– Ишь пирожок без никто. А ты поговори мне, поговори, – пообещал многозначительно.
– Словом, чем пожелаешь, тем и дерись, хоть оглоблей, – закончил князь, не обращая внимания на Гремислава и продолжая пристально смотреть на молодого воина.
– Во как, – простодушно изумился Юрко. Кажется, намек до парня дошел.
– А что, я и вправду могу оглоблю выбрать?
– Как пожелаешь, – пожал плечами Константин.
– Тогда я ее, родимую, и возьму, – и, повернувшись к Гремиславу, в свою очередь буднично заметил: – Коль и не зашибу – больно уж ты верток, – то в землю-матушку непременно вобью. Ежели токмо она, родимая, такого изверга в себя примет.
Божий суд княжеским повелением был назначен на следующее утро. Гремислав ничего больше не сказал, лишь искоса недобро посмотрел на князя своими прищуренными глазами. Он-то прекрасно понял двусмысленную подсказку Константина и уяснил, на чьей стороне княжеские симпатии.
Ночью, при явном попустительстве стражи, очевидно порешив, что шансов на победу при таком оружии у него остается не очень-то много, Гремислав бежал из поруба и волчьими тропами ушел куда-то на север. Виру за него Константин заплатил сам, взяв ее из конфискованного добра. О своем же даре Любим, по строгому приказу князя, больше не рассказывал никому.
Но вот беда, не было среди тех, кто на суде присутствовал, ни единого прончанина. Один только Юрко – но он занят был под завязку, до седьмого пота мечом крутил, копье метал да строю ратному учился. Словом, не до того. Старик же сам от пережитых волнений в беспамятство впал, да и помер вскоре. Вот так и получилось, что в Пронске о том суде и не слыхали, еще на мятеж хотели подняться супротив того, кто их же притеснителя покарать восхотел.
Однако, памятуя о бедах недавних – и десяти лет не минуло, когда их князья в замятие кровавой с рязанцами сходились, – стали думать и гадать, с какой стороны им союзников сподручнее взять. Без подмоги, ясное дело, не сдюжить. Проще всего было бы в Новгород-Северский послать али в Чернигов. Но уж больно много у них безудельных князей развелось. Того и гляди союзнички званые с Ляксандром свет Изяславичем то же самое учинят, что и Константин сбирался.
А вот ежели к владимирским князьям обратиться, тут, может, что и выйдет. Всеволодовичи Святославичам враги наипервейшие, а уж Рязань для них и вовсе кость в горле. И идти надобно не к Константину старшему, не Юрию, а к бездетному Ярославу. И сам он воинственный, и детишек опять-таки у него нету. Да и то в расчет взять, что ровно десять годков назад сами рязанцы его со своего стола согнали, а он, по слухам, обид прощать не свычен. Словом, по всем статьям годится.
А то, что бивал его совсем недавно Константин Рязанский под Коломной, да так, что пух и перья летели, оно даже к лучшему. Во-первых, трех братьев разом утерял Ярослав – значит, злее будет. А во-вторых, за одного битого двух небитых дают. Да и сам, коли все удачно будет, не так своей властью кичиться станет.
Кого послать – тоже вопросов не возникало. Тяжелы малость гражане на подъем, но есть у них Гремислав – удалой молодец. Ему в путь-дорогу сбираться, только подпоясаться. Да и грехи искупить прошлые не помешает. Сам бог велел за народ пронский порадеть. А пока он ездить будет, уговорились сидеть тихо, чтоб Константин раньше времени положенного не проведал. А уж когда придет назначенный час, они разом и ударят – с севера Ярослав, а с юга они. Славные клещи получатся. Из таких не больно-то вырвешься.
И дождались бы, но тут Константин гонцов прислал с требованием, дабы град от имени княжича малолетнего ему на верность присягнул и как бы из рук его правление принял. А правление – оно не володение. Это все равно что попользоваться дать. Ныне вещица у тебя в руках, а завтра я, коль пожелаю, кому иному ее отдам. И решили прончане не ждать весточки заветной от Гремислава, ударить немедля в колокол вечевой, затворить ворота городские на засовы крепкие, а допрежь того рязанских послов взашей из града выгнать.
Константин поначалу решил, что здесь какое-то недоразумение. Может, что послы его неосторожное сказанули, а может, вели себя как-то не так. Два дня их расспрашивал, все подробности до единой выудил – ничего. Послал еще одних – та же история. Даже в город не пустили. Пришлось собирать войско. Но оголять полностью северные рубежи не решился – мало ли. Вместо этого порешили они с воеводой Вячеславом располовинить всех воев, что имелись, взять часть дружины и, на всякий случай, всю сотню спецназовцев, хотя была уверенность, что они не понадобятся.