Око силы. Четвертая трилогия
Шрифт:
Насчет последнего Семен был полностью согласен с наркомом. Утром в особняк на Арбате пришла очередная, третья за эти дни, ориентировка из ОГПУ. В ней сообщалось, что бойцам невидимого фронта удалось раскрыть гигантский белогвардейский заговор — некий «Трест», организованный «спецами» (главным образом и числа бывших подчиненных Троцкого) и проникшими в СССР кутеповскими лазутчиками. Превентивные аресты дали богатый «улов», но полностью устранить угрозу пока не удалось. В ночь на 1 мая, в канун воскресенья Светлой Седмицы, ожидались провокации и террористические акты.
Наркомат понес первые потери — были арестованы бывшие генералы Потапов и Зайончковский. Приглашение на торжественную церемонию открытия Канала в Теплом Стане пришло явно не ко времени.
— Отравляйтесь, — повторил нарком, — Молодежи нравится Жюль Верн. Поздравьте, кого надо, от моего имени, но не слишком усердствуйте. Думаю, товарищ Ким со своими завиральными идеями скоро сядет в лужу — и не теоретически, а сугубо практически… Что у вас за бумаги, товарищ Тулак?
Короткий сталинский перст ткнул в сторону лежавшей на зеленом сукне стола папки. Поручик невольно замялся.
— Это по нашим немецким делам, товарищ Сталин. Но, может, я после праздника доложу? Ничего особо срочного…
— А не особо? — негромко поинтересовался нарком, набивая трубку. — Товарищ Тулак, не хитрите. Лишние два дня не превратят плохую новость в хорошую.
Семен невольно поежился. «Культ Личности» прекрасно улавливал оттенки.
— Виноват! — отчеканил он, раскрывая папку. — Хотел перепроверить, уж больно странно выходит… Товарищ Сталин, речь, собственно, не о Германии, а об Австрии. Национал-социалистическая партия существует там с 1918 года. Она не слишком многочисленна, более того, в прошлом году произошел раскол, бывший лидер, Вальтер Риль, создал собственную организацию. Три дня назад национал-социалисты собрали очередной съезд и… И на съезд пришел, точнее прибежал, пациент из психиатрической лечебницы «Ам Штайнхоф»…
Последние слова поручик произнес вполголоса, словно сам себе не веря. Сталин невозмутимо кивнул:
— «Ам Штайнхоф»… Рядом очень красивая церковь, Святого Леопольда, кажется. Продолжайте!..
— Он был в халат. Только не в больничном, а в монгольском, с погонами русского генерала. Психа не хотели пускать, он устроил драку и все-таки прорвался к трибуне. Говорил два часа подряд…
Нарком подошел ближе, оперся кулаком о столешницу. Поручик достал из папки бланк телеграммы.
— Некий Роберт-Николай-Максимилиан фон Унгерн. Местный уроженец, бывший военный.[47] Сошел с ума, решив, что он Унгерн, но не Роберт, а Роман Федорович — тот самый, которого расстреляли три года назад в Новониколаевске. Доставлен из-за границы прямиком в лечебницу, на следующий день избил санитаров, бежал… Товарищ Сталин, этого сумасшедшего австрийские нацисты провозгласили председателем партии! Вчера он приехал в Мюнхен и потребовал переизбрания руководства НСДАП. Сейчас Унгерн ведет переговоры с братьями Штрассерами…
Сталин молча взял из рук поручика телеграмму. Читал долго, затем, отложив бумагу, улыбнулся в усы.
— Понимаю ваши сомнения, товарищ Тулак. Какой-то нелепый цирк. В загнивающем буржуазном обществе такое вполне возможно. Но есть иная вероятность…
Затянулся трубкой, поглядел прямо в глаза:
— Один молодой писатель предложил усовершенствовать шахматы, введя в игру еще одну фигуру — «дракона».[48] «Дракон» ходит, куда хочет и бьет, кого хочет. Кто вовремя выпустит его на доску, тот и победит. Мы с вами выбирали между Гитлером и Штрассером, но кто-то решил поставить на Австрийского Дракона… Или Дракон сам решил вступить в игру.
2
Легко ли уходить в смерть? Дурацкий вопрос — как раз для самоубийцы с намыленной бельевой веревкой на шее. Но у самоубийцы есть еще выбор: хочешь табуреткой ногой отталкивай, хочешь — веревку с шеи снимай. А если выбрал уже?
На фронте командир взвода Пантёлкин, наслушавшись горластых комиссаров, в плен живым сдаваться не хотел. Не из высших соображений, а по причинам сугубо практическим. Не раз и не два видел он трупы таких же, как он, «краскомов», не успевших вовремя пустить пулю в висок. Очень наглядно выходило, убедительней, чем в окнах РОСТА. Потому и обмер до ледяного пота Лёнька-взводный, когда его, взрывом оглушенного, господа офицеры под белы ручки взяли. Сто раз пожалел, что не умер!
Но — не умер. Бежал, заслужив благодарность в приказе, доброй славой разжилася. Тогда и призадумался крепко. А после, как связался с «деловыми», окончательно понял: торопить Старуху смысла нет. Самые лихие налетчики предпочитали славной гибели в перестрелке долгие дни на «киче», пусть даже в смертной камере. Не из страха, но из верного расчета. Доживешь до завтра, а там, глядишь, и судьба переменится.
Леонид допил чай, поставил тяжелую кружку на столик, папиросы достал. Вот и переменилась! Вместо монастырской кельи — комнатушка с фанерными стенами. Ненадолго, но и этот час лишним не будет.
Закурил, пустил трепещущее кольцо прямо в низкий потолок… Хорошо!
За хлипкой, ногой вышибить можно, дверью визгливо заиграл оркестр. Пантёлкин, поглядев на уже ставший привычным «Harwood», подмигнул желтой точке возле цифры «6». 9.55 с секундами, до первого включения Канала неполных пять минут. На митинг его не пустили, да оно и к лучшему. Пусть тот, кого первым в яркую вспышку превращать будут, за них двоих отдувается. Небось, и речь парню написали, и цветами осыпали. Его же, личность подозрительную, на закуску оставили.
— Течет, течет речка да по песочку,
Моет, моет золотишко.
А молодой жульман, ох, молодой жульман
Заработал вышку.
Бывший старший уполномоченный затушил папиросу, снял со спинки стула пиджак, проверил карманы, ткань пальцами прощупал. Документы, несколько золотых десяток под подкладкой, опасная бритва, трубка-пароль, две пачки «Марса»… Оружия взять не позволили, но Леонид не слишком расстроился. Если сразу на «кичу» не законопатят, без «ствола» не останется. Не впервой!
«Приятно иметь дело с умным человеком!» — сказал сегодня утром товарищ Ким. Пантёлкин, не отвечая, склонил повинную голову. Одного боялся — глаза выдадут, потому и в пол смотрел. Мол, осознал, гражданин начальник, готов искупить. Прикажете над Временем стать, в иной мир шагнуть — с радостью, с восторгом даже!
…Древесная крона на черном экране. Белые ветви, белые листья, маленькие желтые огоньки. Какой из маячков — его?
«Ой, начальничек, начальничек, отпусти на волю!»
В восторг Ким Петрович, конечно же, не поверил. И что сломал его, Лёньку Фартового, тоже. Иное на этот случай приберег — поводок крепкий. В чужом мире дольше месяца не прожить, значит, никуда не денется строптивец, вернется!