Око силы. Четвертая трилогия
Шрифт:
Черная Тень, он же товарищ Вечный, про скантр рассказал со всеми подробностями. Даже показал — небольшой серебристый кружок с малую монетку размером. Вручить обещал тут же, как встретятся. Где именно, Тени все равно. Установка в Теплом Стане только до трех миров-«листков» достать может, и в каждом из них товарищ Вечный, словно в доме родном. «Агасфер НАД Временем, более того, миры, о которых мы можем лишь догадываться, для него доступны и достижимы». Не ошибся, Ким Петрович, угадал!
Обманет ли Тень? Леонид уже понял — не обманет. Зачем ему мертвый помощник? Иным привяжет, но это уже дня завтрашнего забота.
Пантёлкин надел пиджак, застегнулся. Тут и дверь отворилась. На пороге — крот очкатый в мятом костюме. Поглядел, словно на покойника, скривился:
— Слюшай, а получше найти не могли? Ладно, здесь не расстреляли — там расстреляют… На выход, без вещей!
* * *
…Под ногами — серые каменные плиты. Потом асфальт, свежий, еще черный, затем снова плиты, и наконец, бетон. Сколько шли, Леонид не помнил, что говорили — не слышал. Лишь иногда в спину конвою смотрел. Очнулся, когда по имени позвали, и то не сразу.
— Леонид Семенович! Леонид!..
Бывший старший уполномоченный поднял голову, вздохнул полной грудью.
— Со свиданьицем, Ким Петрович!
Потом осмотрелся. Не слишком внимательно, только взглядом скользнул. Над головой — сетчатые стальные ромбы, в стенах широкие окна, сквозь стекла весенняя синева сочится, вдоль стен — ящики штабелями. Чуть ближе что-то научное, с лампочками и верньерами-циферблатами. Под стальной решеткой — горящий белый кристалл.
Квадрат светлого металла совсем рядом, в двух шагах. А на столе, возле большого шкафа, знакомый чемоданчик с Кирочной. На темном экране — белое древо. Листья-миры, огни-маячки.
— Сегодня это уже второй опыт, — негромко проговорил товарищ Ким. — Первый прошел удачно, отправили парня в мир, где на календаре 1938 год. Время ужасное, но мы побеспокоились о документах. У меня был бланк с подписью Вождя, этого должно хватить… Вас, Леонид Семенович, отправят туда, где нет такой опасности. Год 2012-й, серый, ничем не примечательный. Проблема в самом перемещении, Канал пока еще ненадежен. Вероятность удачного перехода — процентов тридцать-сорок… Не передумали?
Бывший чекист молча покачал головой. В памяти кружились обрывки знакомых фраз. Господь пасет мя… Месте злачнее… Покойне воспита мя… Защитный псалом не вспоминался, исчезал в подступающей тьме.
— Обо всем прочем мы уже с вами поговорили, — донеслось издалека. — Постарайтесь лично встретиться с кем-нибудь из администрации Президента…
Леонид попытался вынырнуть из окружившей его ночи, сбросить неподъемную тяжесть с плеч. Не смерть же, не расстрельный подвал! Тридцать процентов успеха — не так и мало для Фартового. Ему повезет, как везло всегда!
Но тьма не отступала, и Пантёлкин уже знал ответ. Жизнь останется, но исчезнет Мир, его Мир, где довелось родиться, жить, умирать и убивать. Впереди еще многое, может быть, даже недоступная Тускула, но сюда уже не вернуться. Здесь, на родной Земле, довелось хлебнуть всякого, но это была его Земля, его жизнь, его листок на великом Древе Миров. Даже мертвые имеют великое право — остаться навеки под отчим небом. Ему придется умирать под чужим.
… Душу мою обрати, настави мя на стези правды, имене ради Своего. Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла…
Вспомнил!
На глаза легла тяжелая кожаная повязка, и Мир сгинул без следа. Под подошвами скользнула ровная поверхность металла. Дальний отзвук чьих-то ненужных слов, громкие удары пульса. Тук-тук-тук… Тук!..
И вдруг Леонид понял, что умирать еще рано. И сдаваться — тоже рано. Нельзя! Даже если выбирать придется между Смертью и Смертью. Вдохнул поглубже, голову запрокинул:
— Я вернусь! Вернусь! Слышите? Я обязательно вернусь!..
В горло плеснул огонь, а он все еще пытался кричать.
3
Зотову арестовали прямо за Боровицкими воротами. По случаю Первомая Спасские были перекрыты, попасть в Главную Крепость можно было только через Александровский сад. Ольга, словно предчувствуя, шла на службу без особой спешки. Остановилась возле изуродованного монумента 300-летию Романовых, перекурила, присев на скамейку у мраморного грота. Что арестуют, не знала, но ничего хорошего от праздничного дня не ждала. Никакого переворота в Вальпургиеву ночь не случилось, но утро воскресенья Светлой Седмицы с самого начала не задалось. Выйдя из подъезда, девушка нос к носу столкнулась с дворником-татарином, который, браво поздравив «товарища жиличку» с праздником, тут же перешел на шепот, посоветовав быть осторожнее. На рассвете откуда-то с юга донесся сильный грохот, потом гремело на востоке, а буквально за полчаса пронесся слух о большом пожаре в одном из железнодорожных депо.
В обычный день кавалерист-девица не стала бы потакать подобной болтовне, но на этот раз позволила себе старорежимную слабость. Вспомнив, как вел себя отец в дни тезоименитства, она полезла и карман, одарив татарина новеньким серебряным полтинником. Служивый, расправив дюжие плечи, степенно поблагодарил, но затем, вновь перейдя на шепот, попросил «госпожу генеральшу» его советом не пренебрегать. Пожар — дело житейское, но гражданин участковый, обходя владенья свои, велел быть непременно на месте, потому как в течение дня наверняка понадобятся понятые. Видавший виды дворник рассудил, что ежели понятые нужны днем, а не ночью, когда обычно проводятся аресты, значит, и вправду дела плохи.
В переполненном трамвае о взрывах толковали в полный голос, а кто-то особо неосторожный крикнул, что Совдепии конец приходит. Через час должны прилететь аэропланы с Ходынского поля и начать бомбить Главную площадь. Потому, мол, и парад отменен.
Бывший замкомэск слушала трамвайную болтовню без всякого доверия, но все-таки успела пожалеть, что оставила оружие дома.
Первомайский парад никто отменять не собирался, о чем Зотова узнала у первого же встреченного в Александровском саду сослуживца. Молодой парень из Общего отдела, по случаю праздника щеголявший в новом пиджаке с красной розеткой на груди, к слухам отнесся без всякого интереса, уточнив, что в депо Савеловского вокзала столкнулись два паровоза, взрыв же произошел на МОГЭС, что едва ли должно удивлять. Городская электрическая станция, возведенная «Обществом электрического освещения 1886 года», с того самого года ни разу серьезно не ремонтировалась. Если и диверсия, то не бог весть какая.
Авиации же на параде и вправду не будет. Кто-то из летунов высокого ранга попал на Лубянку, и командование решило на всякий случай перестраховаться.
Под такие разговоры Ольга добралась до Боровицких ворот. Предъявив пропуск, поглядела на часы и поспешила к Сенатскому корпусу, рядом с которым собирались приглашенные на почетную трибуну. Возле забитых крест-накрест дверей Архангельского собора-усыпальницы к ней подошли двое в штатском в сопровождении стрелков охраны.
— Ваши документы, гражданка!