Окончательная смерть
Шрифт:
Он вздохнул. Ничего. Нужно только подождать. В этот раз все так идеально, удобно… Он найдет способ наказать своих врагов. И избавиться от них навсегда. Предать их тела и души очищающему огню. Как он всегда мечтал.
Он бросил последний взгляд на окна палаты Карла, и побрел прочь. Он шел и представлял себе их всех, избитых, сломанных, измученных, привязанных к позорным столбам. Представил пламя, рождающееся прямо из его ладоней, ползущее к эшафоту. И… вот уже огонь заполняет все, охватывает их тела, рвет их, заставляет вопить от нестерпимой муки. Убивает и очищает. Да! Так будет.
Он ускорил шаг. Так хотелось еще немного помечать… Немного лекарства, блаженство и грезы. Всего одна ампула. В его кабинете. Надо поспешить…
5.
Мон давно ушел, но тягостное впечатление осталось. Карл помнил эту скорбь. Помнил, что именно она стала той силой, что превратила их жизнь в этот странный отрывочный бег. Сначала была боль. Была та же пещера, где Май просто лежала на шкурах, отвернувшись к стене, отказываясь от еды, без сна. Мон, сгорбившийся у костра, иногда сердито вытирающий слезы драным и грязным рукавом. И его собственная злость, порождаемая бессилием. А потом они просто стали мстить…
Тогда Карл увидел свой дом в последний раз. И дом, и весь Экс. Таким, каким он его запомнил. Дом, которого больше нет… Карл в это не верил. Пусть прошло время, пусть изменились люди, пусть на улицах, вместо серо-коричневых стен из простого известняка теперь стоят яркие и красивые здания. Но там их озеро. Их горы. И может быть, частичка их леса. Такое не умирает. Земля помнит. И камень. Так говорила Май.
Май… Он отчаянно скучал по ней. До головокружения. Так хотелось еще раз просто увидеть ее лицо, глаза, всегда смотрящие на мир с вызовом и легкой насмешкой. Ее запах совсем не изменился. Все тот же чудесный тонкий букет ароматов знакомых трав. Ее волосы по-прежнему густые и непослушные… Май осталась собой. Как и Мон. А Карл… Он понимал, что с каждым возвращением меняется. В чем-то. Но его преданность этим двоим неизменна. Как и любовь к дому, к Май…
Он заснул, вспоминая Прагу, их маленький дом у реки. Это был длинный и почти спокойный год. И тот вечер. Когда они сидели у костра, жарили мясо, пили вино. Тот вечер, когда он впервые сказал ей о своих чувствах. И их первая ночь…
Карл проснулся около шести вечера, когда ему принесли скудный больничный ужин. Он совсем не был привередлив в еде. За всю его жизнь, им редко удавалось жить комфортно и есть вдоволь. Так что тут не до каприз.
В семь часов дверь палаты широко открылась, и на пороге появился он. … Карл знал, что этого человека зовут Иван. И опасался его прихода. Они дружили с Кириллом еще с университета, уже более 15 лет. Такого не проведешь. Да… Карл умудрился раза три ошибиться и при остальных, а уж тут…
Иван улыбался широко и как-то шкодливо. Он был высоким, плечистым, но удивительно худым. Темно-каштановые волосы были коротко острижены, кожа на вытянутом лице почему-то всегда смуглая, будто парень большую часть жизни провел на Югах. И глаза. Темные, как две оливки, какие всегда подавали за столом в доме отца. Большие, чуть вытянутой формы. В принципе, как и у самого Карла. Как и у их отца…
Узнавание было резким. Оно прокатилось волной, принеся облегчение и …нет, радость, слишком слабое слово. Тут были все те эмоции, какие можно испытать, только когда встречаешь старого и верного друга. Карл улыбнулся в ответ, искреннее и тепло.
– Что? Загораешь тут? – Иван устроился на стуле, где давеча сидел Мон. Карлу очень хотелось прямо сейчас об этом другу и сообщить, но…
– Это очень утомительное занятие, – вместо этого, иронично заметил он. – А ты, говорят, сегодня искал того, кого вряд ли так легко поймать.
– Вообще не реально, – тут же подтвердил напарник, и на его лице появилось жалобное выражение. – По месту прописки не видели уже года два. Телефонов на него не зарегистрировано, банковских карт тоже. Друзей нет, родственников тем более. При такой паранойе не удивительно, что он серийный убийца.
– Все, как я и говорил, – пожал Карл плечами. – Ты ноешь даже тогда, когда это положено делать мне.
– Это кому это ты такое говорил? – тут же с вызовом поинтересовался друг.
– Нашим, – пояснил весело его напарник. – Когда заходили с обязательным визитом.
– О, да! – усмехнулся Иван. – Наслышан. По их мнению, тебя тут обкололи болеутоляющими до такого состояния, что у тебя крыша поехала. Так что они твоим сказкам обо мне просто не поверят.
– Чем же я их так поразил? – вопрос был не праздным. Карл хотел знать, насколько сильно коллеги Кирилла отреагировали на его ошибки.
– Ну, то, что ты курить бросил, это мелочи, – друг еще пытался держать веселый тон, но было понятно, что ситуация его нервирует. – И твои вдруг открывшиеся знания в медицине. Хотя это было сильно. Но самым масштабным потрясением стали гранаты.
Карл позволил себе усмехнуться. Играть дальше он не собирался.
– Принес? – в его тоне слышались требовательные нотки.
Друг раскрыл пакет-майку, висящую на его запястье.
– Конечно, – сообщил он чуть ворчливо. – Ты, кстати, в курсе, сколько они здесь стоят?
Это «здесь» решило все… Карл принял у него первый крупный фрукт. Не такой красивый, с помятостями, не ярко красный, а розовый с чуть заметными крапинками на кожуре.
– То, что надо, – почти ликующе сообщил он, и посмотрел на друга. – Ты всегда умел их выбирать. Там, дома. В нашей кладовой за кухней, куда мы ходили ловить пауков. Помнишь, Джако?
Друг, вернее, брат, замер. На какой-то еле заметный миг. Потом поднял голову от пакета, забыв про второй гранат. Сначала был взгляд. Цепкий, даже немного злой. Потом его лицо разгладилось, будто по нему прошла волна облегчения. Улыбка стала шире. Какой-то даже ликующей.
– Карле, – произнес Джако, как и всегда растягивая звуки в имени брата. – Ты вернулся.
Он привстал, потянулся вперед. Они с Карлом неуклюже обнялись. Потом Джако прошел к двери и аккуратно повернул ключ в замке.
– Это может выглядеть странным, – заметил ему брат. – Там сестричка бойкая. Разволнуется.
– Но нам много времени и не надо, – отозвался Джако с какой-то странной беспечностью.
– Что-то ты в этот раз поздно, Карле, – продолжил он. – Я начал бояться, что ты вообще ничего не вспомнишь. Но теперь все в порядке.