Окруженец

Найменов Виктор

А на столе, накрытый рушником, стоял завтрак, но я проскочил мимо, прямо на улицу и начал пробежку. Дед чинил конскую сбрую, хозяйка грохотала чем-то в хлеву, а я вот бегал. Красота! Потом вернулся в дом, позавтракал и направился к тайнику, чтобы при дневном свете все внимательно осмотреть. Пути подхода, пути отхода, углы обстрела и так далее. Ведь не зря же в военном училище сапоги топтал. Очень быстро во всем разобрался и подошел к деду:

— Доброе утро, хозяин!

А он мне, усмехаясь:

— А почему оно доброе? Утро, как утро! Как здоровье-то?

— Да нормально все!

Завтра думаю уходить, загостился я у вас что-то!

Дед долго, прищурившись, смотрел на меня, а потом сказал:

— Ты вот, что! И думать об этом забудь! Поживешь еще три дня, вместе с сегодняшним. И без всякого! К тому же, дело есть.

— Что такое?

Дед вдруг рассмеялся:

— А помочь нам нужно со старухой, сено в сарай убрать! Приказ ясен, лейтенант?

— Так точно! Разрешите выполнять?

Я тоже засмеялся, мы хлопнули друг друга по плечам, и дед сказал:

— Вот и добро! Договорились, значит!

А потом продолжил разговор уже на другую тему:

— А ведь это ты мне должен приказывать.

— Почему это?

— А потому, что звание у меня унтер-офицер. Заслужил еще в германскую. Так что, я тоже немцу по шапке давал. Да и не только немцу, но и японцу под Мукденом зубы выбил.

И тут же пояснил:

— Дело было так. Лезут и лезут эти япошки на наши позиции. Ну, чисто тараканы, прут по своим трупам, и ничем их не остановить. Так и добрались они до наших окопов, пришлось подыматься на драку. Вот тут-то я и приложил узкоглазого прикладом, и он сразу сделался широкоглазым.

Дед сначала усмехнулся, но потом помрачнел и замолчал. Я не стал его торопить, но потом он сам как будто очнулся от воспоминаний и продолжил:

— Заколол я его штыком. И не только его одного. Штук пять, наверное. В общем, не выдержали япошки рукопашной и подались обратно. Вот тут-то наши пулеметчики и положили их, страсть сколько. Прямо в спины. Но на то она и война, сам знаешь.

Я кивнул головой, мне сразу же вспомнился рукопашный бой на заставе. Но дед уже перевел разговор на другую тему:

— Значит, так! Сегодня истопим баню. Так что давай, Витька, иди, носи воду из колодца. Как раз тебе зарядка и будет настоящая. Ведра в сенях, колодец за сараем, а банька вот здесь. Давай, действуй!

Дедовы указания я исполнил в точности, тем более, что все это мне было знакомо с детства. В общем, так день и прошел. К вечеру сходили в баню, отдохнули.

Следующие два дня занимались сеном. Сушили, возили в сарай, укладывали. Скучать было некогда, я почувствовал, как от такой работы мои мышцы наливаются силой. К вечеру снова подтопили баню, ополоснулись, и на следующее утро я собирался уходить. Перенес имущество из тайника в комнату и приготовил для быстрых сборов. Потом сели ужинать и выпили на прощание по паре стопок. Вроде бы обо всем договорились, но дед, все равно, сказал то, о чем думал:

— А может, останешься?

— Да нет, дед, пойду я! Спасибо за заботу и приют, но мне надо к своим.

— А мы тебе кто? Не свои, что ли? Обижаешь!

— Нет, дед, мне воевать надо! Если все будут отсиживаться по норам, да по щелям, то кто же немца отсюда погонит?

Хозяйка посмотрела на меня печальными глазами:

— Конечно,

ты прав, сынок. Выгонять надо супостата с нашей земли, пока он здесь корни не пустил. Потом уже тяжелее будет его выкорчевывать.

Мы еще немного посидели, поболтали о чем-то несущественном и разошлись. Я еще долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, но, в конце концов, угомонился.

Но выспаться мне в эту ночь не удалось. Уже ближе к утру я услышал посторонние звуки, с трудом открыл глаза и осторожно выглянул в окошко. К дому приближалась подвода. На которой находились то ли три, то ли четыре человека, разобрать было сложно. Я быстро оделся и тихонько окликнул деда:

— Герасимыч, там какие-то люди.

— Вижу, сынок. Только не люди это, а полицаи. Что-то здесь не чисто. Тебя никто не видел, значит, у них какое-то другое дело ко мне.

— Что делать будем, дед?

Он, молча, подошел к вешалке, снял с нее старую кожаную тужурку и протянул мне:

— Уходить тебе надо. Но теперь уже придется только через окно в своей комнате. Уйдешь, когда я их в дом запущу, понял?

Молча кивнув, я обнял деда и пошел в свою комнату. Полицаи уже подъехали к дому и начали сползать с телеги. Они были навеселе, и среди них я узнал Ваську, дедова брата двоюродного. А с ним еще два мордоворота. Я, конечно, мог их всех уложить здесь без зазрения совести, но делать этого нельзя. Ведь деду с хозяйкой здесь еще предстоит жить, а бегать по лесам им уже не по возрасту. Так что придется что-нибудь другое придумать.

А в это время полицаи начали орать и ломиться в дверь. Дед выждал немного и пошел открывать, ничего не спрашивая. Полицаи скопом ввалились в дом и стали требовать у деда самогонку. Вот зачем они пожаловали, тем более, и Васька с ними.

Я осторожно открыл окошко и выбрался на улицу, где было уже достаточно светло. Надо уходить, но я решил подзадержаться немного, тем более, что в доме разгорался нешуточный скандал, и послышался какой-то грохот. Я осторожно заглянул в окно и увидел, что дед медленно поднимается с пола, лицо у него разбито, и кровь капает на рубаху. Семеновна громко заголосила, закрыв ладонями лицо, а Васька испуганно жался поближе к печке. Он, явно, не ожидал такого поворота событий, и его пьяная морда исказилась от страха. Тем временем, один из полицаев уселся верхом на табуретку и, усмехнувшись, сказал:

— Ну, что, красная сволочь! Дашь самогонки людям?

Дед, еле слышно, ответил разбитыми губами:

— Да какие же вы люди? Предатели, одним словом.

— Но, но! Легче давай, а то по-другому будем говорить!

В общем, все продолжалось одним темпом. Полицаи требовали, а дед не давал. Я отошел за дом и направился к лесу, про себя я все уже решил. Добрался до кустов и стал наблюдать за домом. В это время снова послышался шум, дверь раскрылась, и с крыльца на землю упал дед. За ним выскочил полицай и принялся избивать деда ногами, обутыми в здоровенные сапожищи. Вот гады, а! Я уже щелкнул затвором автомата, но тут из дома вышла Семеновна, прижимая к груди четверть с самогонкой. Полицай тут же прекратил избивать деда, и я оставил автомат в покое. Ну, что же, я запомнил тебя, лысый!