Октавия
Шрифт:
– Да, но этот загар так быстро сходит. Жаль, что ты не видел меня неделю назад. Я только что вернулась из Сент-Морица, а то бы появилась раньше. У нас в пятницу небольшая вечеринка, приедешь?
Кори нахмурился, припоминая.
– Кажется, на пятницу уже что-то есть.
– Тогда в субботу.
Зачем заманивать так в лоб, подумала Гэрриет.
– Впрочем, нет, пятница тоже сгодится, - сказал Кори.
– Я вспомнил: у Гэрриет в эту пятницу день рождения. Вот и прекрасно, пусть развлечется немного, с кем-нибудь познакомится. Спасибо,
Гэрриет не смела поднять глаза.
– Арабелла, тебе понравилась конфетка?
– спросила Шатти.
– Да, милая, спасибо.
– А Тритону не понравилась. Он ее три раза выплевывал.
После ухода Арабеллы Гэрриет пыталась пристыдить Шатти, но та лишь пожала плечами.
– Я терпеть ее не могу. А мама сказала, что она заманивает папу в какие-то сети. Хорошо бы он в них не попался, - добавила она довольно угрюмо.
– Она нам никогда ничего не дарит и говорит, что мы испорченные.
– Ну, положим, в этом она не очень ошибается, - заметила Гэрриет.
– А только что она говорила папе, чтобы он тебя выгнал, потому что мы совсем не умеем себя вести, - сказала Шатти, поднимая с подстилки одного котенка.
– Но он сказал, чтобы она не лезла не в свое дело и что за нами никто еще ни разу в жизни так хорошо не смотрел. Ой, Гэрриет, какая ты стала красная!..
***
Гэрриет проснулась от дребезжания стекол. Поднялся сильный ветер, и ветки стучали в окно ее спальни. Она разглядывала желтую цветастую занавеску над своей кроватью, и губы ее сами расползались в улыбке. Уильям с каждым днем радовал ее все больше, да и с детьми Кори они теперь гораздо лучше понимали друг друга. В ногах храпел верный Севенокс. Гэрриет еще раз внимательно прислушалась к собственным ощущениям. Что ж, возможно, она не безумно счастлива здесь, но все же гораздо счастливее, чем раньше.
– С днем рождень-я те-бя!..
– перевирая мотив, затянул детский голосок.
– С днем рожде-ни-я, Гарри-ет, с днем рожденья те-бя!
Не сводя глаз с подноса, на котором, рядом с кусочком поджаренного хлеба, покачивались вареное яйцо, чашка кофе и букетик золотистых нарциссов, Шатти прошла от двери до самой кровати Гэрриет.
– Шатти, милая ты моя!
– выдохнула Гэрриет.
– Давай поставим кофе на столик.
– И она сняла дрожащую чашку с подноса.
– Папа уже накормил Уильяма, - сказала Шатти, - и сейчас тоже придет сюда со всеми подарками. Гэрриет, а почему ты плачешь?
– Папа, а Гэрриет плачет, - сообщила она, когда в дверях появился Кори с Уильямом на руках. Из-за плеча Кори выглядывала миссис Боттомли.
Спустив Уильяма на пол, Кори поднял голову и взглянул в полные слез глаза Гэрриет.
– Ее дело, - сказал он.
– Это ее день рожденья, черт побери, и она имеет право делать все, что ей заблагорассудится. Севенокс, ну-ка брысь с постели!
– Дайте ей хоть халатик накинуть, - проворчала миссис Боттомли, оглядывая полупрозрачную ночнушку Гэрриет.
– С днем рожденья тебя, милая!
Разворачивая пакеты с подарками, Гэрриет не могла поверить своим глазам. Амброзия с Тритоном “подарили” ей шелковую блузу горчичного цвета. Севенокс оказался на мели и “подарил” всего-навсего точилку для карандашей, Шатти - коробку шоколадных конфет, в которой уже не хватало нескольких штук.
– Я же должна была проверить, хорошие они или нет, - пояснила Шатти.
Джон вручил ей горшок с бордовой цинерарией, выбранной им самостоятельно и купленной на собственные карманные деньга, а миссис Боттомли преподнесла широкий ярко-розовый мохеровый палантин: она связала его сама, чтобы Гэрриет одевалась теплее, а не ходила в чем придется. Кори подарил ей серый бархатный блейзер с черными отворотами и светло-серое платье из ангорки.
У Гэрриет перехватило дыхание.
– Какое красивое, - прошептала она.
– У меня в жизни не было таких красивых вещей.
– Честно говоря, я уже видеть не могу это твое тоненькое пальтишко, - буркнул Кори.
– Папа любит делать подарки, - радостно сказала Шатти.
– А дарить их теперь некому, мамы ведь нет.
***
Позавтракав в постели, Гэрриет встала и пошла искать Кори. Он стоял возле стола у себя в кабинете и просматривал написанное вчера.
Гэрриет откашлялась.
– Кори, - заливаясь краской, начала она.
– Я просто хотела поблагодарить вас, то есть тебя… за то, что мы с Уильямом так счастливы у вас, и за все эти прекрасные подарки. На самом деле я, конечно, ничего этого не заслуживаю: один Севенокс чего стоит, не говоря уже обо всех телефонных звонках, о которых я забыла тебе сообщить…
Привстав на цыпочки, она быстро чмокнула его в щеку и почти бегом устремилась к двери.
– Во класс!
– послышался восхищенный голос Шатти из коридора.
***
С приближением вечера Гэрриет все больше волновалась. Она потерпела полное фиаско в баре для одиночек, так с какой стати рассчитывать на то, что с охотниками у нее дела пойдут лучше? Главное - не путать гончих с ловчими, думала она.
Завернувшись в полотенце, она сидела перед зеркалом и красилась, когда в дверь постучалась Шатти.
– Пойдем, я что-то тебе покажу. Только закрой глаза.
Неужели еще один подарок?
– думала Гэрриет. Нет, не может быть. Под ногами был ковер, значит, они шли по коридору в сторону лестницы. Потом резко свернули вправо. Комната Джона, догадалась Гэрриет. Тут на нее дохнул ледяной ветер.
– Нет, еще пока рано, - говорила Шатти, подталкивая ее вперед.
– Все, уже можно.
Открыв глаза, Гэрриет увидела прямо перед собой распахнутое окно и за ним, над самыми верхушками вязов, тоненький серпик молодого месяца.
– Загадывай, - торжественно сказала Шатти.
– Если смотреть через стекло, то ничего не получится, я уже проверяла. Загадай, чего бы ты хотела больше всего на свете. Я загадала свою любимую жвачку.
Из открытого окна донеслись печальные грачиные крики. Гэрриет вдруг смутилась.