Олений заповедник

Мейлер Норман

– За что? – Однако это явно задело его.

– Ну, я совсем забыла насчет Мэриона и Илены.

– Все в порядке. Об этом все уже забыли, – передернул плечами Айтел.

– Илена хорошая девчонка, – сказала Лулу.

– Да.

Лицо у Лулу стало печальным.

– После того как я рассталась с Тедди, я все думала, что Г.Т. был прав. Возможно, мне следовало выйти за Тедди. Возможно, нам удалось бы сжиться, и сегодня нам обоим было бы лучше. – И заплакала. – Ох, Чарли, я так подавлена. Лучше бы я не видела Тедди.

Айтел стал ее успокаивать. Они немного поболтали, потом он взглянул на часы.

– Тебе пора одеваться, если ты хочешь попасть на этот самолет.

– Я чуть не забыла, – сказала она. – Хорошо бы мне не надо было ехать.

Она пошла в душ и продолжала разговаривать с ним.

– Удачи тебе с картиной, пока меня не будет, – крикнула Лулу.

– Спасибо.

– Смогу я позвонить тебе домой из Питсбурга, если мне понадобится совет?

– Думаю, что да. При сложившихся обстоятельствах я смогу найти объяснение для Илены.

– Она ревнует, да? – спросила Лулу.

– Случается.

– Чарли, надеюсь, у тебя получится удачная картина. Ей-богу, ты это заслужил. Я считала «Святых и любящих» одной из величайших картин, какие я когда-либо видела, и так считали все в городе. Ты должен был бы получить за нее «Геркулеса».

– Ну, не получил.

Настала тишина, пока она пудрила ноги.

– Чарлз, а ты счастлив с Иленой? – спросила Лулу.

– Не могу сказать, что несчастлив, – ответил он.

– Илена во многом изменилась к лучшему.

– Я полагаю, это аналитик помог ей.

– Не считай так, – сказала Лулу. – Я пять лет хожу к моему психиатру, и он ни капельки мне не помог. Все сделал ты. Ты хорошо подействовал на Илену. Ты на всех хорошо действуешь.

– Это какая-то новая для меня роль, – сказал Айтел.

– Ты всегда слишком строг к себе.

– Возможно, сейчас я слишком мягок.

Лулу открыла дверь из ванной и показала ему язык.

– Глупости. Запомни это. – И оставила дверь открытой. – Чарли, расскажи мне про Виктора. Я собиралась послать ему подарок, но забыла.

– Вики, – сказал Айтел, – о, я люблю Вики.

– Никогда не представляла себе тебя отцом.

– Я тоже, но я люблю малыша.

Он действительно любит мальчика? – усомнился Айтел, и ему так захотелось подержать его на руках. Виктор был похож на Илену – не на сегодняшнюю, подумал Айтел, а на Илену, какую он впервые увидел. Однако где же правда? Ведь случалось, что он целую неделю не вспоминал о Викторе.

– Откуда ты знаешь, что любишь его? – спросила любопытная Лулу.

Айтел собирался сказать: «Потому что я хочу, чтобы он был лучше меня», но вместо этого лишь улыбнулся.

– Наверно, надо было мне завести детей, – сказала Лулу. – Возможно, это было бы для меня решением.

– Лучше позвони своей горничной и скажи, чтобы она ждала тебя в аэропорту.

Когда Лулу оделась, Айтел вывел ее машину из гаража и открыл для нее дверцу.

– Только не теряй голову, и все будет в порядке, – сказал Айтел.

– Ты не хочешь проводить меня до аэропорта в своей машине?

– А ты считаешь, нам надо появляться вместе?

– Пожалуй, нет. – Лулу протянула руки и снова обняла его. – Ох, Чарли. Я тебя ужасно люблю. Знаешь, ты стал держаться с настоящим достоинством!

Это хороший комплимент, подумал Айтел, ведь что такое достоинство, настоящее достоинство, если не написанное на лице знание, чего стоят все человеческие желания.

– Так мило с твоей стороны сказать такое, Лулу, – сказал он и улыбнулся. – Знаешь, я не хотел бы, чтобы это пошло кругами, и, по-моему, я много лет никому об этом не говорил, но моя мать была французской горничной, прежде чем вышла за моего отца. Работала она, правда, только в лучших домах.

– Ох, Чарли, Чарли, – произнесла Лулу, и они оба рассмеялись. – Почему ты никогда не знал, – спросила она, – что был моей великой любовью?

Он поцеловал ее нежно в щеку, и она поехала, а он смотрел ей вслед. Внезапно ухо его уловило звук прибоя, он спустился к берегу и стал наблюдать, как воды Тихого океана мягко, упорно набегают на песок пляжа. Было еще рано, и Айтел мог не спешить домой; поеживаясь от прохлады, он сел на песок и стал сыпать его между пальцами, вспомнилось то время – казалось, это было в другой жизни, – когда он смотрел на девушку с серфинговой доской и пытался вовлечь ее в разговор. Воспоминание навалилось на него с силой забытой боли – как он жаждал обладать ею в тот день, словно это было бы вступлением в жизнь, которой он никогда не ведал.

Айтелу стало грустно, но это была приятная грусть. Он с удовольствием думал о возвращении домой: после многих дней безразличия он чувствовал сейчас нежность к Илене, как всегда после того, как изменял ей. Прежде чем заснуть, он обнимет ее и скажет, что любит. Сейчас ей не требовались эти слова в такой мере, как в свое время, но все равно она обрадуется, и Айтел, думая о тех годах, что они были женаты, возблагодарил судьбу за то, что они остались позади. Первый год был скверным: сплетни, воспоминания и целые месяцы, когда близость давалась им нелегко. И это тоже уже позади, и хотя с утратой ревности он утратил также чувство, какое в свое время питал к ней, у них по-прежнему была общая спальня, и то, что в ней происходило, было лучше многого другого.

Последний серьезный разлад возник, когда Илена обнаружила, что беременна. Она до смерти боялась аборта, а у него было такое чувство, точно он прикован к ней на всю жизнь. Но ребенок появился на свет, и теперь Айтел любил его или по крайней мере старался любить, а Илена, как сказала Лулу, выправилась. Она научилась содержать дом в порядке, управлять слугами, даже принимать гостей. В этом отношении она выросла, и многие завидовали его браку. Айтел вздохнул. Не может ли так быть, что такой вещи, как любовь, не существует, – просто каждый любит по-своему и старается поступать как можно лучше? «Жизнь превратила меня в детерминиста», – мелькнуло у него в голове.