Оля остается в Арктике
Шрифт:
Катя вышла на улицу, села на первое такси и уехала на мост, соединяющий Европу и Азию. Именно там, на мосту, на стыке Европы и Азии, к ней всегда приходили правильные решения. Да и еще были некоторые личные воспоминания. Такси остановилось в метрах двадцати от моста. На дороге, возле моста, машин было много. Люди подъезжали, выходили из машин – с сумками, цветами, зонтиками, фотоаппаратами. Шли на середину моста просто постоять на стыке двух частей света, конечно, сфотографироваться, распить бутылку шампанского, подышать теплым мягким воздухом Урала. Катя остановилась на мосту, точно посредине реки, глядя вниз по течению. Лицо ласкал теплый ветерок. Снизу, от реки, поднималась прохлада. Вся природа настраивала на глубокие
«Нет, дорогой, – думает Катя, – я не могу вручить тебе такой подарок. Я завезу тебя в такую дыру, откуда ты за полгода ни на оленях, ни на собаках не выберешься. А за полгода я сумею так закопать твои душевные раны, что они до конца жизни не раскроются. Да, решено! Завтра уезжаем на Север».
По плану Кати козырного туза Андрей должен вытащить только в поезде. «Во-первых, ограниченное пространство вагона людей сближает, – думает Катя, – и мне легче будет пойти на этот поступок; во-вторых, в дальнейшем Андрей уже будет морально обязан; в-третьих, когда во время свадьбы я раскрою карты, и Андрей потеряет психическое равновесие, увидев пиковую даму, я ему тут же напомню, что он имеет дело не с какой-то проституткой, а со скромной культурной девочкой – в чем он сам убедился в вагоне поезда». Из этого плана вытекает, что первая брачная ночь должна состояться только в поезде. А что касается свадьбы, то Катя рассматривала ее как кульминационный момент плана и лучшую возможность раскрыть карты. Твердо решив свернуть поспешный и ошибочный план, Катя села на такси и умчалась в гостиницу.
В номере Андрей накрыл праздничный стол. Расспрашивать ни о чем не стал – это не входит в компетенцию телохранителя. Сели за стол, подняли бокалы шампанского.
– Ну что, Катя, – предложил Андрей, – выпьем за нас!
– Да – за нас и за нашу далекую и счастливую дорогу.
– Мы, что, Катя, уезжаем?
– Да, уезжаем, – ответила Катя. – Как только покушаем, мигом на вокзал, купи четыре купейных билета на север. Потом позвоним маме. Сообщим маме и папе дату и время отправки поезда. Пусть приедут провожать, так как вернемся мы оттуда нескоро. Свадьбу будем справлять там же, конечно, если все будет по плану.
Андрей пытался возразить, призвать к совести:
– Мы должны ехать в Москву. Там родители, друзья, сокурсники. Твоей свадьбы ждет, может быть, полстолицы. Да и я еще ни с кем не знаком. Катя, так нельзя!
Катя не обиделась, но Андрею напомнила:
– Андрей, ты случайно не забыл, что ты пока что еще телохранитель? А телохранитель всегда должен находиться там, где находится охраняемое тело. Вон видишь, там какой-то склад. Возле склада стоит часовой. Часовой охраняет склад. Разве может часовой советовать складу стоять здесь или перебежать в другое место и, тем более, призывать его к совести? Если склад захочет, побежит и станет вон под тем бугром. Часовой молча побежит за ним и молча станет на свое место. Или ты хочешь выйти на пенсию в должности телохранителя?
У Андрея не было аргументов. Он ответил:
– Делай, Катя, как хочешь.
– Я хочу, чтобы ты побежал на вокзал и купил четыре купейных билета в Воркуту.
Андрей от удивления чуть не упал со стула. Он думал, что это шутка. Если бы Катя сказала: поедем в Сочи – это поддавалось бы какому-то осмыслению. Но в Воркуту? Андрей спросил:
– Мы в Воркуту поедем вчетвером?
– Нет, вдвоем, – ответила Катя.
Андрей был счастлив. Для него это был подарок. Андрей понял, что, несмотря на то, что он ей нагрубил, подозревая в несправедливости к родителям, все же Катя свадьбу не отменяет. В гостинице жили еще двое суток. Ждали родителей Кати. На вокзал поехали за час до прибытия поезда. Забрали вещи из камеры хранения. Ходили по перрону, поджидали родителей.
Родители Кати прилетели на самолете. Из аэропорта на железнодорожный вокзал приехали на такси. В это время Катя с Андреем прогуливались и поджидали родителей на привокзальной площади. Катя заметила маму в такси еще на подъезде к вокзалу. Когда такси остановилось, Катя увидела, что из такси вышел не папа, а ее дядя Петр Ильич. Это Катю очень взволновало. Мама вышла из такси, махнула Кате и Андрею рукой и быстро пошла в здание вокзала.
Петр Ильич тоже увидел Катю и Андрея. Катя сказала Андрею, что с папой что-то случилось. Ведь мама и папа должны были прилететь вместе. Когда подошли ближе друг к другу, Петр Ильич понял, что Катя забеспокоилась, и сразу сообщил, в чем дело. Оказывается, все хорошо. Папа не смог прилететь ввиду сложных служебных причин. А мама пошла на вокзал позвонить папе и сообщить, что долетели нормально и встретились с Катей и Андреем. Катя представила: «Дядя, знакомьтесь – это мой телохранитель Андрей. Андрей, это мой дядя Петр Ильич». Андрей и Петр Ильич подали друг другу руки, улыбнулись и назвали свои имена.
Дядя – мужчина лет пятидесяти, среднего роста. Волосы русые, глаза голубые, под глазами тоненькие морщинки. При общении в собеседника не всматривается, глазами не сверлит – охватывает всего сразу. При разговоре постоянно улыбается. Складывается ощущение, что он собеседника хорошо знает, что они старые друзья или хорошие знакомые. Такое отношение очень быстро располагает к человеку – не настораживает и не напрягает. Вопросов не задает: кто ты, где родился, крестился, кто твои родители, где и кем работаешь, образование, профессия и тому подобное. То есть то, чем, в таких случаях, как правило, интересуются в первую очередь и детально.
Петр Ильич эти вопросы пропустил полностью. Никаких сложных или неудобных вопросов. Просто подал руку и с улыбкой представился:
– Петр Ильич.
Мама Юля, позвонив домой, сообщила мужу, что все нормально, и быстро, почти бегом, направилась к Кате и Андрею. Ей не терпелось увидеть своего предполагаемого зятя. Катя стояла посредине между двумя близкими ей мужчинами, и все трое улыбались приближающейся Юле.
Андрей стал присматриваться к Юле. Его сердце стучало все быстрее и быстрее. За доли секунды в его воображении пролетела вся его жизнь, с самого детства. Он вспомнил, как в военном училище специальной подготовки после отбоя закладывал руки за голову, закрывал глаза и представлял своих папу и маму. Пытался угадать, какие они. За неуставное положение в постели после отбоя Андрей часто получал замечания. Еще раньше, в своей детской головке Андрей создал образ своих родителей. Они казались самыми красивыми, самыми ласковыми. Андрей был уверен, что они живут вместе, любят друг друга, любят его, ищут его, вот-вот найдут, и всегда будут вместе.
Со временем с этих портретов исчезли рамки, краски, а потом и бумага, и они парили в воздухе. Это позволяло Андрею общаться и разговаривать с ними, как с живыми. Особенно при значимых событиях в жизни. Андрей приходил к родителям, как на доклад: «Здравствуйте, мама и папа! Сегодня у меня радостный день – меня приняли в комсомол; сегодня я принял присягу; мне уже доверили боевое оружие; сегодня я вступил в партию; сегодня я закончил училище. Мне присвоили звание лейтенанта».
Во время войны, в боевой обстановке, Андрей успокаивал родителей:
– Папа, мама, не бойтесь, меня не убьют. Мы еще обязательно встретимся.
После боя опять шел на свидание:
– Вот, видите, я же обещал, что меня не убьют. А как ваши дела? Не болеете? Берегите себя – вы мне нужны, я вас очень люблю.
Последняя встреча с родителями была, когда Андрей вытаскивал из желтых вод Меконга офицера, израненного крокодилом. Тогда родители смотрели сверху. В этот раз они не улыбались. Но впервые за все прошедшие годы заговорили.
Андрей услышал от мамы: