Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги
Шрифт:
— Если вы и впрямь желаете мне добра, тогда заберите меня отсюда. Мы могли бы уехать вместе. Куда вам угодно.
— Я об этом тоже думал… Нет.
Она была расстроена и озадачена.
— Вы говорили, что я красива. Я могла бы сделать вас счастливым, Лью.
— Но не на всю мою оставшуюся жизнь, Мэвис.
— Не знаю, — отозвалась она. — Вы еще никогда… не были со мной.
Мне стало стыдно за нее. Стыдно за себя. Перед глазами, словно бриллиантовая змея, промелькнули кадры-картинки из киноленты об Экепалко. — В комнате Меллиотса
Она разразилась слезами и, рыдая, порывисто вскочила, плотно зажмурив глаза. Необузданное горе Мэвис было более трогательным, чем любая из ее «игровых» поз. Когда она стала искать, во что бы ей по-настоящему выплакаться, я подставил ей плечо. И повел вдоль по коридору к телефону.
Глава 24
Охранник на студии — здоровенный бывший полицейский, неприступный в своей вежливости. Он наклонился к отверстию в окне из зеркального стекла:
— Кого вы хотите видеть?
— Милдред Флеминг. Она секретарь у одного продюсера… или режиссера.
— О да… мисс Флеминг. Одну минутку, если позволите, — он что-то сказал в трубку стоящего рядом с его локтем телефона и взглянул снова на меня, вопросительно подняв брови:
— Мисс Флеминг интересуется, кто ее спрашивает.
— Льюис Арчер. Скажите, что меня прислала Мод Слокум.
— Кто прислал Вас?
— Мод Слокум, — это имя вызвало неожиданное эхо в глубине моего сознания.
Охранник снова побеседовал с телефонной трубкой и заулыбался.
— Мисс Флеминг скоро спустится к вам, мистер Армчер. Присаживайтесь, прошу вас.
Я не стал поправлять перевравшего мою фамилию охранника и уселся на собранный из хромированных железок стул в дальнем конце большого, просторного вестибюля. Я был в нем единственной живой душой по сю, мирскую, сторону от зеркального стекла. Стены же населяли небожители. Гигантские фотографии звезд и героев кинофильмов глядели на меня сверху вниз из нереального возвышенного мира, где каждый был молод и очень весел. Одна из кобылиц с выкрашенными в яркий цвет волосами напомнила мне о Мэвис; один из темнолицых молодых жеребцов мог быть Пэтом Ривисом, тщательно ухоженным и снабженным фарфоровыми зубами. Но Пэт настоящий был убит и даже не покоился под какой-нибудь плитой, Мэвис, скорее всего, до сих пор сидит в здании суда и беседует с адвокатами о поручительстве. «Хеппи-энд» различных киноисторий — это был такой же калифорнийский экспорт, как и огромные апельсины.
В вестибюль вошла невысокая женщина в огненной блузке. Зеркальная дверь захлопнулась за ней и автоматически защелкнулась на замок. Коротко остриженные черные волосы обрамляли маленькую головку женщины плотно, как слой китайского лака. Взгляд темно-карих глаз свидетельствовал о жизненном опыте, полном испытаний.
Я поднялся, чтобы поздороваться с ней. Она подошла быстро, движения ее были раскованны и нервно энергичны.
— Мисс Флеминг?
— Здравствуйте. — Женщина протянула мне твердую, холодную руку. — А Эл сказал, будто ваше имя Армчер.
— Да, он так меня назвал вам по телефону.
— Я рада, что это не так. Отношение к человеку, впрочем, не зависит от имени. Режиссеры иногда меняют фамилии, если первая не принесла им успеха, но и последующие редко меняют репутацию, если она уже сложилась. — Темп ее речи примерно сто слов в минуту, произношение — будто диктует на пишущую машинку. — Эл сказал также, что вас прислала сюда Мод. Это так, или это еще одна из ошибок его произношения?
— Это не совсем так.
Сопровождавшая улыбку морщинка около ее глаз исчезла, и глаза эти посмотрели на меня сверху вниз и снизу вверх испытующе. Я был рад, что переоделся в чистый костюм по пути из здания суда. Взгляд изучающий и цепкий: и через пять лет она, я думаю, еще будет помнить расцветку моего галстука.
— Ну тогда… скажите мне, что вас сюда привело. И я, может быть, скажу вам, что меня это ни в какой мере не касается. Я очень занятой человек, братишка.
— Меня прислал сюда мой служебный долг. — О нет, только не это!
— Я частный детектив. До прошлой ночи я работал для Мод Слокум.
— И что же вы делали?
— Занимался расследованием. Некоего дела, ее касавшегося.
— Странно, что она ничего не сказала мне об этом деле. — Мисс Флеминг снова заинтересовал мой визит. — Позавчера я видела ее на ленче. А что случилось прошлой ночью? Она вас уволила?
— Нет. Она… успокоилась.
— Не понимаю вас.
Но она поняла. По моей интонации. Волнение нахлынуло на лицо, в ее темные, как чернила, глаза.
— Она совершила самоубийство, — сказал я.
Милдред Флеминг внезапно опустилась на край обитого зеленой клеенкой дивана.
— Вы не шутите?
— Нет.
— Но почему, почему же? Скажите мне ради Бога. — На ее глазах выступили слезы, угрожая наложенному толстым слоем макияжу. Она стерла их уголком смятого платка. — Простите меня. Я была очень привязана к бедной девочке. Еще со школы.
— Мне она тоже нравилась. Именно поэтому я и хочу поговорить с вами.
Мисс Флеминг порхнула к выходу — этакая маленькая колибри:
— Давайте перейдем на ту сторону улицы. Я угощу вас кофе.
В расположенной на углу улицы «дрог-стори» было абсолютно все, чему положено быть в американской аптеке, за исключением разве что лекарств. Газеты и журналы, кинопроекторы и трости, защитные очки от солнца, косметика, купальные костюмы — все это терпеливо ожидало, когда в дверях лавки появятся кинознаменитости. В глубине был и бар, вдоль стены тянулись столики, большинство которых пустовало в это дневное время. Милдред Флеминг скользнула за один из столиков и подняла два пальца, подзывая стоявшую у стойки официантку. Та подбежала, держа на подносе две тяжелые кружки кофе, и во всю засуетилась около моей соседки.