Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги
Шрифт:
— А я все время была у себя.
— Я хочу сказать — все время до тех пор, пока не узнал, что ты специально передала свой номер.
— Вот как? Что это тебе взбрело в голову?
— Институт мотелей из Сент-Луиса сделал прекрасное предложение для супружеской пары.
— Это достойно внимания. Мне всегда так хотелось уехать и заведовать мотелем.
— Прекрасно. Тогда пойдем пообедаем и обсудим нашу стратегию. Поскольку тебе это по сердцу, телевидение оставим. Так же как и все эти авангардистские движения.
— Извини меня, Лу, я с удовольствием пообедаю с тобой, только в другой вечер, не сегодня. Но я благодарна тебе, что ты позаботился обо мне сегодня днем. Мне было очень плохо.
— Боюсь, по моей же вине.
— Нет. Просто у меня сейчас паршивая жизнь. А твои фотографии меня просто добили.
— Тогда давай я приеду к тебе, принесу обед из кулинарии. И куплю гардении.
— Нет. Сегодня я не хочу тебя видеть. Пожалуйста, Лу.
— А как насчет твоего сегодняшнего телефонного разговора? Так ничего и не скажешь?
— Нет. В моей жизни есть такие вещи, о которых тебе совсем не обязательно знать.
— А я предположил, что именно это и навело тебя на мысль оставить мне свой номер. Если не это, то что же?
— Я обнаружила то, что может Тебе помочь: фотографию Кэрол, сделанную в сорок пятом году.
— Ну вот! Значит, все равно я приеду — хотя бы за ней. К тому же ты ведь так и не рассказала мне, как встретилась с Кэрол. Ты знаешь, о чем я говорю.
— Пожалуйста, не приходи. Я пришлю с посыльным.
— Ну, если ты настаиваешь… Я буду у себя в конторе, — и дал адрес.
— Лу? — Она говорила почти шепотом, с особым напряжением в голосе. — Ты ведь не будешь стараться выведать мои собственные секреты? Ты ведь не играешь сейчас?
— Это не игра, — ответил я.
— Тем более. Благодарю тебя.
Я сидел и снова и снова прокручивал в памяти наш разговор. Я пришел к выводу, что ей сильно досадил мужчина или мужчины. В конце концов я расхотел обедать и рассердился на самого себя. Так и сидел и растравлял душу, пока не появился посыльный от Сюзанны — молодой негр в форме, говоривший так, словно он окончил колледж. Он вручил мне запечатанный конверт, который я тут же вскрыл.
В нем находилась одна-единственная глянцевая фотография, положенная между двумя листами плотной гофрированной бумаги. Фотография юной блондинки, одетой в пажеский парик и купальник. Объяснить ее красоту было непросто. Она заключалась в чистоте невысокого лба, и в гармоничной линии щек, и в совершенной округлости подбородка, и в ее абсолютной женственности, светившейся в глазах и во всем ее страстном теле.
Из праздного любопытства я повернул снимок, надеясь увидеть имя фотографа. На обратной стороне красными чернилами, при помощи резинового штампа, было выдавлено: фотопредприятие «Гарольд „Хар“ Харлей», отель «Барселона».
— Я больше не нужен? — спросил из дверей посыльный.
— Нет. — Я дал ему десять долларов.
— Это слишком много. Мне уже заплатили.
— Знаю. Но попрошу вас купить букет гардений и передать их миссис Дрю.
Он обещал сделать это.
Глава 12
То, что было в 1945 году, было очень давно. Отель все еще стоял, но я слышал, будто его закрыли. Я долго ехал вниз по Сансет-стрит по направлению к шоссе, идущему вдоль побережья, обдумывая свои шансы разыскать Гарольда Харлея. Поэтому я и хотел взглянуть на дом, где жили Харлей и Кэрол.
Это было огромное старое строение в стиле «ранней голливудской Византии» с оштукатуренными куполами, минаретами и закругленными верандами, где выдающиеся личности далекого прошлого потягивали контрабандный ром. Яркие лучи фонарей станции технического обслуживания, расположенной на другой стороне шоссе, освещали дом с отслоившейся краской и выбитыми окнами.
Оставив машину возле заросших сорняками разломанных бетонных ворот, я подошел к парадной двери. За стеклом на штукатурке висела табличка с объявлением о банкротстве и приписка, что здание в сентябре будет продаваться с аукциона.
Я зажег фонарик и осветил коридор. Обстановка здесь еще полностью сохранилась, но производила такое впечатление, будто несколько поколений домовладельцев не могли ее заменить. Ковры были вытерты, кресла продавлены. Вообще это местечко показалось мне вполне подходящим для обитания целой толпы привидений.
Я пошел вдоль круглой веранды, прокладывая себе путь между размокшей от дождей плетеной мебелью, и затем посветил фонарем в окно, доходящее до пола. Там оказалась столовая, на столах лежали свернутые треугольниками салфетки, но все это было покрыто толстым слоем пыли. Самое подходящее место для вечерней трапезы привидений.
Отдав таким образом дьяволу дьявольское и утвердив себя этим в настоящей сегодняшней жизни, я вернулся к входным дверям и громко постучал фонарем по стеклу. Глубоко внутри здания, в дальнем конце коридора, показался свет. Он двигался по направлению ко мне.
Его нес огромный мужчина, шел он так, словно у него были больные ноги. В отблесках электрического фонаря я смог рассмотреть лицо этого человека. Грубый, загнутый книзу нос, выпуклый лоб, пересохшие губы. Как бы усохшее лицо ребенка, никогда не пившего ни одного глотка воды. И еще я увидел в его руке револьвер. Он направил оружие на меня, ослепив светом фонаря, и прокричал сквозь стекло:
— Здесь закрыто! Ты что, читать не умеешь?
— Я хочу поговорить с тобой.
— А я не хочу! Убирайся вон, мошенник!
Он сделал недвусмысленное движение револьвером. По его голосу и взгляду я понял, что он здорово пьян, и решил, что лучше с ним не связываться, иначе он точно пустит в ход револьвер. Но прежде чем ретироваться, я все же сделал еще одну попытку:
— Вы не знаете фотографа по имени Гарольд Харлей, который когда-то бывал здесь?
— Никогда не слышал о таком. А сейчас ты уберешься отсюда раньше, чем я сделаю в тебе дырку. Ну!