Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги
Шрифт:
— Рост и вес?
— Дюйм или два выше шести футов. Он тогда дрался в полусреднем весе, но сейчас он должен быть тяжелее. Может быть, сто восемьдесят фунтов.
— Какие-нибудь шрамы или особые приметы?
Гарольд кивнул:
— Да. У него есть шрамы на спине, — нас, бывало, лупил отец. У меня у самого такие же. — Он задрал нижнюю рубашку и показал мне белые шрамы, идущие вдоль и поперек спины, похожие на иероглифическую летопись. Видимо, отец Гарольда серьезно обучал их жизни.
— Ваши родители еще живы?
— Конечно. Отец
— Никогда нельзя сказать наверняка, — ответил я, делая свои пометки.
— Поверьте моему слову. Он порвал с отцом около двадцати лет назад. — И как бы в подтверждение своей мысли добавил: — В большой комнате есть портрет отца. Я назвал его «Старик».
Прежде чем сесть к телефону, я более внимательно рассмотрел портрет их отца. Седой фермер с маленькими злыми глазками и ртом, напоминающим капкан для медведя. Затем я позвонил в Рено Арни Вальтеру и кратко изложил ему сведения о сыне старого фермера: Майкл Харлей, экс-моряк, экс-боксер, экс-кельнер, игрок, похититель детей, тот, который избил свою жену и подозревается в убийстве, водитель двухдверного «плимута» образца 1958 года с номером ИКТ-449, выданным в Калифорнии.
— Да-а, ты неплохо поработал, — сказал Арни, когда я закончил излагать свои данные. — Мы пока ничего не достигли. Зато теперь… — Он заколебался. — Сколько человек ты хочешь занять в этой операции?
— То есть скольких человек я смогу оплатить?
— Твой клиент…
— Я потерял клиента. Надеюсь, что материал, собранный мной, вернет мне его, но пока нет.
Арни присвистнул:
— То, что ты затеял, — неэтично.
— Да, я знаю. Временно — я следователь в конторе местного шерифа.
— Теперь я понимаю: тебя щелкнули по носу. Слушай, Лу, я не люблю напоминать об этом, но ты мне должен триста долларов, а пока единственная плата за то, что мы уже проделали, — это слова благодарности. Если ты хочешь, чтобы мы остались в деле, завтра в это же время у тебя должно быть не менее шестисот долларов. При наших накладных расходах мы не можем работать даром.
— Я знаю. Я заплачу.
— Когда?
— Скоро. Сообщу тебе утром.
— Что нам делать в оставшееся время?
— Продолжать.
— Ну, если ты обещаешь…
Арни повесил трубку, оставив у меня неприятное чувство неуверенности. Шестьсот долларов — столько я зарабатывал за неделю, но я же не каждую неделю имел работу. У меня лежало около трехсот долларов в банке и почти двести было с собой. Я владел имуществом, состоящим из машины, кое-какой одежды и мебели. Все мое состояние после почти двадцати лет работы детективом составляло что-то около тридцати пяти сотен долларов. Ральф Хиллман со своими деньгами — вот кто обязан финансировать розыски своего сына.
Но с другой стороны, сказал я сам себе после того, как сам себя же и пожалел, — с другой стороны, я занимаюсь тем, чем хочу заниматься.
Я сделал второй звонок — лейтенанту Бастиану. Было уже далеко за полночь, но он все еще находился в своем кабинете. Я сказал ему, что везу свидетеля, и кратко изложил, о чем свидетель собирается говорить. Бастиан выразил высшую степень восхищения и удивления.
Гарольд был еще в спальне и уныло стоял перед вешалкой для галстуков, открыв дверцу шкафа. Он полностью оделся, за исключением галстука.
— Как вы думаете, какой галстук мне лучше?
— Галстук совсем не обязательно.
— Но они же будут меня фотографировать. Мне следует прилично одеться. — С обезумевшими глазами он продолжал перебирать галстуки.
Я выбрал для него темно-синий со старинными разводами, примерно такой, какой надевают на похороны. Мы заперли дом и гараж и поехали к югу от Лонг-Бича.
Нам оставалось меньше часа езды. Гарольд то говорил, то замолкал, но паузы становились все длиннее. Я спросил его об их детстве в Айдахо. Тяжелая жизнь в сельской местности с постоянными зимними буранами, весенней грязью и нестерпимой летней жарой. Их отец считал, что мальчики — это что-то вроде домашних животных, и заставлял их работать почти сразу же, как их отняли от материнской груди. Они сеяли кукурузу и копали картошку, когда им исполнилось шесть лет, в восемь — уже доили коров. Они, наверно, так и остались бы на ферме, если бы он регулярно их не бил. Старик пользовался проводом, связанным узлами. Первым сбежал Майкл. Два года он прожил в Покателло у человека по имени Роберт Браун, преподавателя в школе высшей ступени и адвоката. Он взял к себе Майкла и попытался дать ему образование.
Роберт Браун был отцом Кэрол. Майкл отплатил ему за его доброту тем, что сбежал вместе с его дочерью.
— Сколько лет тогда было Майклу?
— Двадцать или около этого. Это случилось через год после того, как его призвали на флот. Да, около двадцати. Кэрол исполнилось всего шестнадцать.
— Где находились в это время вы?
— Работал здесь, в Лос-Анджелесе. Делал фотографии в одном отеле.
— В отеле «Барселона», — . сказал я.
— Совершенно верно. — Он замолчал, немного подавленный тем, что я знаю его жизнь. — Заказов поступало не очень много, и у меня оставалось свободное время, чтобы подрабатывать на стороне.
— Я знаю, что Майкл и Кэрол тоже останавливались там.
— Ненадолго. Как раз тогда, когда он сбежал с корабля и скрывался. Я отдал им на пару недель свою комнату.
— В свое время вы много сделали для своего брата.
— Да. А он отплатил тем, что попытался обвинить меня в краже камеры. Я мог бы оказать ему еще одну сверхуслугу.
— Какую же?
— Я мог утопить его в реке, когда он был еще ребенком. Это всем принесло бы пользу. Особенно Кэрол.