Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги
Шрифт:
— Ральф сказал, что вы хотели что-то показать мне.
— Да. Это кусочек пряжи, который мог быть вырван из свитера вашего мальчика. Но может быть, и нет.
— Из черного свитера, который я сама вязала ему?
— Может быть. Мы хотим узнать, опознаете ли вы шерсть?
Он подал ей папку с вещественным доказательством. Она прочитала надпись и внимательно рассмотрела клочок. Затем отложила папку в сторону, резко поднялась и вышла из комнаты. Хиллман пошел было за ней,
Миссис Хиллман принесла большую корзинку. Сев на диван, она порылась в ее содержимом и достала клубки разноцветной шерсти. Вдруг нервно двигавшиеся руки замерли, вынув наполовину использованный клубок черной шерсти.
— Вот что осталось после того, как я закончила свитер Тома. Мне кажется, это та же самая шерсть. Что скажете?
Бастиан оторвал от клубка кусок нити и сравнил ее с той, что лежала в папке.
— Специальное исследование покажет, идентичны ли они. Мы можем установить это только под микроскопом.
— Если они окажутся идентичными, тогда что?
— Я предпочитаю ничего не говорить, пока не получу результаты экспертизы.
Хиллман взял Бастиана под руку и потряс его.
— Не мучайте меня, лейтенант.
Бастиан освободил руку и отступил назад. Вокруг носа и рта легли побелевшие морщины. Глаза сделались мрачными.
— Хорошо, я расскажу вам то, что знаю. Этот кусочек пряжи нашел мистер Арчер. Он был зажат в замке багажника автомашины. Это та самая машина, в которой уехал подозреваемый в похищении вашего сына Харлей.
— Вы считаете, что Том находился в багажнике?
— Может ’быть.
— Но он не стал бы этого делать, если бы… — Губы Хиллмана двигались бесшумно. Он произнес с трудом: — То есть вы подозреваете, что Том лежал там мертвый?
— Мы еще не пришли ни к какому заключению.
Здесь Эллен Хиллман сдавленным голосом, таким, как у ребенка или старухи, произнесла:
— Я не хочу… Я не опознала вашу…
— Но этот факт еще не подтверждает смерть, миссис Хиллман.
— Тогда я не желаю слышать никаких фактов. Ожидание и так ужасно, даже без этих утонченных мучений.
Хиллман нагнулся и пытался успокоить ее.
— Это невежливо, Эллен. Лейтенант Бастиан пытается помочь нам.
Он уже говорил то же самое и обо мне. Это вызвало у меня странное ощущение, что время повторяет само себя и что так и будет до бесконечности, как в аду.
— Однако он выбрал для этого странный способ, — продолжала она. — Посмотри, что он наделал. Все клубки’ валяются на полу.
Она стала пинать их своими худыми ногами. Хиллман встал на колени, чтобы собрать клубки, но она продолжала их раскидывать, не обращая внимания на его бесполезные усилия.
Бастиан взял папку и повернулся ко мне:
— Нам лучше уйти.
Никто не возразил. Хиллман проводил нас в холл.
— Пожалуйста, извините нас. Мы не в себе. Вам действительно больше нечего мне сказать?
Холодно ответил ему Бастиан:
— Мы еще не пришли к определенному заключению, чтобы об этом можно было говорить.
— Но вы думаете, что Том мертв?
— Боюсь, что да. Мы узнаем больше, когда изучим содержимое багажника в машине. Извините, мистер Хиллман, но сейчас у меня нет времени для дальнейших объяснений.
— У меня есть время, — вмешался я.
Первый раз за все это утро Хиллман посмотрел на меня не только как на козла отпущения, но и как на вещь, которая может принести пользу.
— Вы хотите рассказать мне, что последует дальше?
— Да, насколько мне это известно.
— Что ж, тогда я оставлю вас, — сказал Бастиан.
Через минуту я услышал шум отъезжающей машины.
Хиллман направил к жене миссис Перес. Затем он повел меня в ту часть здания, где я еще не был. Мы спустились вниз по старинному коридору, напоминающему тоннель, и попали в просторную студию. Две отделанные дубовыми панелями стены были уставлены книгами, в основном в кожаных переплетах. Все это выглядело так, будто Хиллман купил целую библиотеку или получил ее в наследство. В третьей стене огромное глубокое окно открывало вид на океан вдали.
На четвертой стене висели многочисленные фотографии в рамках. На одной из них Дик Леандро — руки на штурвале, за спиной волнующееся море, по которому несется управляемая им яхта. На другой — группа морских летчиков, снятых на взлетной палубе авианосца. С правой стороны группы я увидел Хиллмана, еще молодого. Были снимки, сделанные и на берегу и на корабле. Эскадрилья торпедоносцев времен второй мировой войны. На одном из снимков авианосец, снятый с очень высокой точки, казался крохотной щепкой, затерянной в бурном море.
Видимо, Хиллман с какой-то целью показал мне особенную комнату и эти стены. Мы пришли к одной и той же мысли одновременно, и фотография авианосца послужила катализатором.
— Это был мой последний корабль, — сказал Хиллман. — Дело в том, что я командовал им за несколько недель до конца.
— До конца войны?
— Нет. До его конца. А война продолжалась еще долго. Мы шли из Даго через канал к Бостону и подорвались на мине. — Его голос стал теплее и прочувствованнее. Он мог бы так говорить о смерти любимой женщины.