Омут
Шрифт:
И, одолев себя, Самойлович пришел в маленькую, незаметную комнату в чайной, хозяину которой Техник оказывал доверие.
Они расположились за столиком с закуской и вином, но на предложение Техника выпить Самойлович только руками замахал:
— Вы что? Я сюда по делу пришел.
— А я? — ответил Техник. — Но вы, между прочим, мой гость, и я хочу ответить гостеприимством на гостеприимство. Хотя, между нами, вы меня не очень щедро встречали.
—
— Вот именно. Поэтому прошу! Приличное Абрау.
— Еще что! Для моей печени это яд.
— Ай-я-яй! Когда же вы успели погубить печень?
— Оставьте. Вы же не доктор. А я не в больницу пришел. Я вам принес важное известие.
— Я весь внимание.
— Лучше бы вы слушали меня, когда не хотели слушать. Я же у вас спрашивал, зачем вам этот Волков? Я бы сам вам сообщил все, что вам нужно.
— Я не играю в испорченный телефон.
— Так вам понадобилось разбить аппарат!
— Пардон, я к нему пальцем не прикоснулся.
— Вы хуже сделали. Что вы с ним делали, что он решил на себя руки наложить и вообще умер?
— Решил или умер? — спросил Техник, отставляя бокал.
— Решил и умер. То есть он не успел, он сам умер.
— Я ничего не понимаю. Расскажите вразумительно.
Самойлович рассказал.
Техник слушал, не перебивая и не меняя выражения лица.
— Прискорбно. По-моему, это был благородный человек, джентльмен, по-английски.
— Я знаю.
— Английский язык? Эскьюз ми! До сих пор я был знаком только с одним полиглотом. Вы второй.
— Мне очень приятно, что вы сравнили меня с разбойником с большой дороги, но я вам должен сказать, что покойный Волков лично вас джентльменом не считал.
— Как вы смогли столь глубоко проникнуть в его больное сердце? Это были его последние слова?
— Если хотите, то да! — сказал Самойлович с некоторым торжеством.
— Однако вы сказали, что он умер в одиночестве.
— Разве вы не знаете, что самоубийцы любят писать предсмертные письма?
— Записки, скорее?
— Я же вам сказал, письма. Значит, письмо.
— Он доверил вам свою последнюю волю?
— Он не мне писал.
— Кому же, если не секрет?
— А зачем я сюда пришел?
— Чтобы известить меня о смерти Волкова?
— Это вы бы и так узнали. Я пришел сказать про письмо.
— Итак, кому?
— Он писал вашему шефу.
Техник пожал плечами.
— Чушь! Не оскорбляйте меня, Лев Евсеич. У меня нет и не может быть шефа. Я свободный художник.
— А подполковник?
— Какой подполковник! Видит бог, я не подчиняюсь даже генералу. Я вообще после свержения государя никому не подчинялся. Меня это вполне устраивает.
— Я вам говорю, что было в письме.
— Оно у вас? Вы хотите получить деньги?
Самойлович фыркнул:
— Смешно. Зачем вы так ставите вопрос? Если бы письмо было у меня, я бы не взял с вас денег, потому что я не шантажист. Но письмо не у меня.
— Где же оно?
— С вашего разрешения, в чека.
— Вам там доверяют?
— Не дай бог. Но я же им звонил, что у меня умер человек, они приехали и нашли у него в кармане письмо.
— И вы не догадались ознакомиться с содержимым его карманов до их приезда? Я не верю, Лев Евсеич.
— Что ж вы думаете, я бы отдал им письмо, которое на меня самого тень бросает?
— Ладно. Откуда вы знаете, что там написано?
— Они мне показали. Они спрашивали про вас.
— Что там было написано? — слегка повысил голос Техник.
— Он написал, что он честный человек и сражается за идею, а полковник, ваш шеф…
— Я же разъяснил…
— Хорошо, хорошо. А полковник прислал к нему своего бандита. Это о вас, прошу прощения, но так он написал, что ему лучше умереть, чем иметь дело с бесчестными людьми.
Самойловичу явно нравилось повторять неприятные Технику слова, но тот не реагировал на эту маленькую наглость.
— Очень интересно. Так что они спрашивали?
— Сначала они спрашивали, кто такой полковник?
— Вы говорили, подполковник.
— Какая разница, если я не знаю. К Волкову никто не ходил, а если бы и пришел, так, вы думаете, в погонах? Я им так и сказал, что я понятия не имею.
— Что спрашивали обо мне?
— Приходили вы или нет?
— Ну?
— Я же не мог им сказать, я сказал, что нет.
— Предположим. И это все?
— Я думаю, вам полезно знать, что они знают, что вы знаете, когда отправится этот пароход.
— Какой еще пароход?
Самойлович неодобрительно покачал головой.
— Зачем вы так? Вас же интересовал пароход.
— Что я, по-вашему, Христофор Колумб?
— Ради бога! Это ж в письме было написано, что вы приходили узнать про пароход.
— И вы пришли спасать меня от чекистских маузеров?
— А почему бы и нет? У нас все-таки отношения…
— Деловые.
— Вот именно. А как же делать дела, если не будет людей?
— Ого! Вы мудрый человек, Лев Евсеич. В самом деле, у кого мы будем отнимать деньги, если не будет людей?