Она назначает жертву
Шрифт:
— Какой…
— Я прошу вас помолчать, — грубо оборвал старооскольского прокурора Лисин, покраснев щеками. — Итак, где вы взяли револьвер, Касторников?
— Купил, — подумав, ответил тот, и Сидельников, пряча улыбку, зашел еще дальше в угол.
— Что ж, — молвил Лисин. — Купить «смит-вессон» не так трудно, как найти к нему патроны, да?
— Я купил оружие вместе с патронами, — стрельнув взглядом, объяснил Касторников.
— Сколько было патронов в барабане?
— Шесть, — исчертив взглядом весь пол кабинета, с небольшой задержкой
— Господа полицейские?..
Два сержанта, дежурившие в утро убийства в холле прокуратуры, таинственно пожали плечами. Этот жест можно было растолковать двусмысленно, от «не помню» до «совершенно не похож».
— Выдавите из себя хоть что-то, — велел им Лисин.
— Не он, — неуверенно сказал первый.
Второй добавил:
— Тот помоложе был, а этот совсем седой. Разве что глаза голубые.
— Гасилов? — не отрывая глаз от фигуранта, многозначительно повысил голос следователь.
— Не помню, Иван Дмитриевич! Ей-богу, не помню! Срез ствола — и все, хоть убейте. — По лицу Гасилова пробежала судорога обиды за самого себя.
— Могу помочь, — заметил Ким Петрович.
— Молчи, мерзавец! — воскликнул, белея лицом, прокурор города Старооскольска.
— Как вам удалось войти в прокуратуру? — не обращая внимания на эмоциональный всплеск, оглушивший всех, спросил Лисин и легко соскочил с подоконника.
— Я напросился к следователю Кириллову. Набитая дура мне поверила.
Лисин кивнул Гасилову, и тот привел тетку с вахты.
— Он?
— Истинный бог — он! — Дама затряслась так, что колготки на коленях пошли складками.
— Вы же вчера говорили, что лицо вошедшего не запомнили и никак не могли этого сделать, потому что окошечко находится на уровне груди посетителей? — саркастически напомнил следователь.
— Так ведь… — Тетка обвела всех взглядом, ищущим поддержки. — Все говорят — он! Андрей Сергеевич сказал, что задержали негодяя.
Лисин махнул Сидельникову. Члены следственной бригады расслабленно вздохнули.
— Установить личность, — велел Лисин. — Вывести на крыльцо, поставить в позу пьющего оленя и дать такого пинка, чтобы… Вы слышите? — обратился он к одному из полицейских. — Такого пинка, чтобы ноги его не коснулись ни единой из двенадцати ступеней!
— Послушайте! — вскипел прокурор. — Здесь, вообще-то, распоряжаюсь я! — Мартынов немного переживал по поводу того, что москвич знал, сколько на крыльце его прокуратуры ступеней, а он — нет, но не выглядел сильно возмущенным.
— Здесь, если имеется в виду здание с тремя этажами, распоряжаетесь, несомненно, вы. Но если под «здесь» подразумевается ход расследования уголовного дела, возбужденного по факту убийства трех сотрудников старооскольской прокуратуры, то распоряжаюсь тут, безусловно, я.
С этим он и вышел вон, оставив в кабинете городского прокурора, задержанного и двух сержантов из вневедомственной охраны.
Через несколько минут они сидели на тех же местах, где располагались до
— Забудем о случившемся, — бросил Лисин, прикуривая и отодвигая стул таким образом, чтобы с удобством вытянутые ноги не торчали из-под стола до середины кабинета. — Продолжайте, штабс-капитан.
Просмотрев документы и найдя тот, обзор которого прервало более чем обескураживающее появление заместителя городского прокурора, муровец облизал губы, пересохшие после нервной встряски.
— А дальше с Варравиным случилось вот что… — сказал он.
Предполагая, что доказательств, изобличающих сына председателя суда, предостаточно, брат погибшей учительницы Лилии Чеховской отправился в Следственный комитет.
Он принес с собой документы, заявляющие о необходимости привлечь виновных к уголовной ответственности, и свои собственные доказательства — от предсмертных пояснений сестры до материалов расследования, проведенного им.
Его внимательно выслушали, поблагодарили за содействие и попросили зайти через два месяца. Мол, такой срок установлен законодательством для производства предварительного следствия.
Нельзя сказать, что Варравин сидел на месте и ждал вердикта следствия. Он колесил по городу, наблюдал за Ляписовым-младшим и каждый день ждал, что к тому вот-вот приблизятся люди в штатском, повалят на капот машины старооскольского суда и доставят к следователю.
Но время шло, Варравин сначала с ненавистью, а после и с недоумением наблюдал, как Андрей Леонидович, сын председателя суда, ездил на работу и домой на служебной машине, отвозил из суда и доставлял туда какую-то бумажную канцелярию, встречался с друзьями. Негодяй выпивал то на берегу реки, то в ресторанах, смеялся, возил по ночам каких-то баб, и никто к нему не только для ареста, но и для разговора приближаться не смел.
Через неделю Варравин пришел в Следственный комитет и сказал:
— Я хотел узнать, как продвигается дело моей сестры.
— В смысле? — недоуменно нахмурив брови, уточнил следователь, недавно обещавший Варравину беспристрастно во всем разобраться.
— То есть?.. — Варравин замялся, розовея лицом. — Как это в каком смысле?
— Вы вообще кто? — удивился следователь.
— Я брат Лилии Чеховской. — Роман Алексеевич говорил и чувствовал, что мертвеет душой.
— А-а, Чеховской, — вспомнил следователь. — Понятно. — Он сунул в губы сигарету и прикурил. — И что?
— Как что? — почти не слыша себя, прошептал Варравин. — Вы говорили, что следствие будет закончено в течение двух месяцев, но я не могу ждать так долго.
— Я так не говорил. Я пообещал, что через два месяца вы сможете узнать о результатах расследования.
Варравин хотел сглотнуть слюну, но вместо этого проглотил ком, сухой и колючий, похожий на кактус.
— Так, может быть, уже есть какие-то результаты?
Следователь разметал перед собой дым, обжег взглядом брата убитой учительницы и заявил: