Она назначает жертву
Шрифт:
— Фамилия? — спрашивал мнимого Касторникова сержант в тот момент, когда по кабинету ходил разъярившийся старооскольский прокурор и курил сигарету.
Весь кабинет был заполнен дымом, словно через него только что проехал древний паровоз. Чтобы хоть как-то отвлечься от стука собственного сердца, Варравин стал размышлять о том, откуда в небольшой щепотке табака столько чада. Или этот дым шел не от сигареты, а от раскалившихся нервов прокурора?
— Зинчук Николай Федорович, — сообщил Варравин. — Улица Озерная, дом два, квартира пятнадцать.
По этому адресу проживал школьный товарищ, уехавший на работу вахтовым методом в Канаду. Сейчас Коля-Зина ловил тунца
В прежние времена бани были местом для встреч и мытья, а не для занятий сексом и подписания многомиллионных коммерческих договоров. Варравин ходил туда с Зинчуком, а потому знал даже, в какую сторону смотрит Ленин, выколотый на груди Коли-Зины. Ему была известна вся подноготная биографии теперешнего рыбака с траулера, плавающего под флагом Либерии, но причисленного к канадскому порту Фрейшер-Бей.
— Документы есть какие? — этот вопрос был задан больше для порядка, потому что сразу после задержания Варравина обыскали и не нашли ничего, кроме носового платка, мелочи, расчески и пенсионного удостоверения — серой книжечки толщиной в рублевую монету. Внутри сияла фотография Коли-Зины, облик которого был удивительно схож с нынешним имиджем Варравина.
Уезжая, Зинчук постоянно оставлял ключи от квартиры Варравину. Это был единственный человек, в порядочности которого Коля-Зина не сомневался. Он так и говорил: «Знаешь, Рома, на свете есть два человека, которым я безоговорочно верю. Это ты и канадец Маколейн. Он хоть и негр, но парень порядочный. Ты просишь меня, чтобы я ключи от квартиры с рыбами и библиотекой оставил своей бывшей теще, да? Лучше я зажарю неонов».
У Коли-Зины были исключительные неоны и барбусы поразительного размера. Кормежка рыбок находилась в ведении Варравина всякий раз, когда в Дэвисов пролив шли нереститься треска и тунец.
Из квартиры старого друга Варравин украл только его пенсионное удостоверение. Обесцвечивать волосы перекисью водорода, рискуя вовсе облысеть, пришлось четыре раза. Первые часы после химической атаки на собственную голову Варравин едва не сошел с ума от жжения. Но предстоящий маневр стоил таких жертв. Тетка в прокуратуре видела лишь паспорт, в котором была записана фамилия Чеховской. Но этот человек, муж сестры, умер четыре года назад. Менты на входе вряд ли вообще его запомнили. Один разгадывал сканворд, второй считал квадраты на полу. В коридоре во время стрельбы им было не до особых примет, чего уж говорить о деталях.
Обретя новую прическу, сияющую безукоризненной белизной, Варравин сам испугался того, насколько стал похож на своего друга. Вот так порой и вспоминаешь простую истину о том, что никто никогда не знает, откуда идут его корни и кто кому родственник. Впрочем, предъявлять по этому поводу претензии Зинчуку Варравин не собирался. Старого друга за это можно было только поблагодарить.
Теперь пенсионное удостоверение было единственным документом Зинчука Николая Федоровича, Коли-Зины, друга детства. Тот когда-нибудь приедет домой. Если к нему вдруг возникнут вопросы, то они отпадут сами собой в связи с форсмажорными обстоятельствами.
— Чем занимаемся, гражданин Зинчук?
— Ловлю рыбу, — сказал почти правду Роман Алексеевич. — Продаю на рынках и по ресторанам. На жизнь хватает, к столу тоже.
Поскольку более у лгуна, решившего взять на себя тяжкое бремя палача, выяснять было нечего, один из
— Меня лет пять назад тревожили мысли о государственном переустройстве, — признался Зинчук-Варравин. — Вот ведь что примечательно!.. О чем я подумаю, то обязательно случится. Помню, мысль пришла в голову: «Да когда же на Горбачева управу найдут?» Будьте любезны: Форос, ГКЧП. Только подумаю, не засиделся ли Ельцин в президентах — бах! Здравствуй, жопа, Новый год…
— Вы поосторожнее с выражениями, — заметил сотрудник прокуратуры, выяснивший, что в пятнадцатой квартире второго дома по улице Озерной действительно значится Зинчук Николай Федорович. — Не в кабаке, твою мать, а в прокуратуре. Так что там насчет переустройства? — Он начал проверять по картотеке информационного центра ГУВД, не значится ли гражданин Зинчук в составе какой-либо организованной преступной группы, не сиживал ли, не находится ли в бегах, не имеет ли подозрительных связей.
— Я вам насчет государства вот что скажу, дорогие мои. — Варравин выставил перед собой ладони как штыковые лопаты, по одной в сторону каждого из двух работников прокуратуры, оставленных Мартыновым для выяснения обстоятельств. — Вся эта муть с федеративным устройством — просто дым в глаза. Пока не восстановится конституционная монархия, толку не будет. Нам зачем президент? Нам президент не нужен. Вот если бы референдум всенародный, да поставить вопрос ребром. — Варравин показал одной из лопат, как именно нужно поставить вопрос. — Долой президента, даешь царя, вот так!
— Вы свободны, — заявил работник, сидящий слева от Варравина, уложив трубку на рычаги телефона.
Он только что узнал, что гражданин Зинчук Николай Федорович чист как слеза, ни разу не пойман даже при переходе улицы на красный свет. А как, спрашивается, отловить его здесь, если Зинчук переходит дороги в Канаде?
Сердце успокоилось, Варравин встал с лавки и двинулся в сторону вокзала. Там, сжимая до боли в костяшках пальцев железнодорожный билет, он посмотрел на скучающий перед отправкой фирменный поезд Москва — Владивосток, сверил часы и щелкнул зажигалкой. Он хотел было прикурить на старооскольском ветру в последний раз, но вдруг изменил свое решение. Через минуту билет, скатанный в плотный кругляш, описал в воздухе правильную дугу и угодил в урну. Туда же улетела и сигарета.
Очень жаль, что две последние пули ушли мимо цели. Первым нужно было посетить кабинет прокурора Мартынова, потом перейти приемную и зайти в дверь напротив, где сидит эта сволочь Горбунов. Вот что нужно было делать прежде всего и только после этого направляться к Журову, Хотынцеву и Голощекиной. Но еще есть время все исправить. Фирменный поезд Москва — Владивосток проходит Старооскольск каждые три дня.
Варравин поднял с асфальта сумку, закинул ее на плечо и направился в сторону вещевого рынка. От вокзала до городской толкучки десять минут хода. Там он уверенно пересек ряды с шубами, миновал крикливых китайцев и нашел тот самый контейнер.
— Можно?
— Заходи, добрый человек, — приветствовал его паренек в спортивном костюме и куртке. В таких наши армейцы выходили играть с «Бенфикой» в середине февраля.
Он пил из крышки термоса чай, а свободной рукой разворачивал конфету. Крепкие пальцы сдирали одежды с загорелой трюфелины.
— Мне нужен пистолет.
— Я уже понял. Кого теперь долбить будем? Управление ФСБ по Московской области? — Варравин стушевался. Ты никогда не знаешь того человека, которому о тебе известно все. — Но мне понравилось.