Она назначает жертву
Шрифт:
— Это не я, — сказал Варравин и яростно покраснел.
— Я уже понял. Работали залетные из Твери.
— Мне нужен пистолет.
— С такими масштабами деятельности, как у тебя, дядя, при выборе оружия нужно советоваться. Пришел неделю назад и говоришь: «Нужен «ТТ». Дядя, кто в прокуратуру ходит с «ТТ»?
— Кто?
— Лохи. Настоящие, правильные пацаны, дядя, в прокуратуру ходят с «калашниковым» и десятью гранатами.
— Меня с автоматом в прокуратуру не пропустят, — посетовал Варравин, начавший понимать, что пистолет ему продадут, но при этом поизмываются основательно.
— Это смотря
Варравин помрачнел.
— Прошлый раз было пятьсот.
— Прошлый раз была пердолетка, из-за которой, насколько мне известно, ты едва не попух на третьем этаже прокуратуры. И еще одно, старина! — Паренек прошел в угол, вынул серую коробку, из нее — промасленный пакет и развернул его.
На свет появился большой пистолет, хищно поблескивающий воронеными гранями. Уложив оружие на туристический столик, на котором он только что закончил чаепитие, паренек вернулся к баулам и вынул знакомый Варравину аппарат — крошечную, похожую размером на фонарик пилу-болгарку. — Я пистолет тебе, конечно, продам. То, что ты делаешь, мне по нраву. Но запомни: если вдруг по какой-то причине черт принесет тебя к этому контейнеру в компании с мусорами, то свой срок ты не досидишь. Понял?
Сидеть Варравин и не рассчитывал. Если бы он боялся срока, то уже двадцать минут мчался бы на фирменном поезде в край красной рыбы и японских автомобилей.
Визг, скрежет, искры…
Поди-ка разбери теперь номер на пистолете. Пусть и разглядит какой эксперт — что толку? Это оружие стреляло один-единственный раз на заводской проверке в Торонто.
Приняв в руки тяжелый пистолет с еще теплым затвором, Варравин взял и длинный запасной магазин. Он уложил оружие в сумку, рассчитался и вышел из контейнера.
У него еще было время, чтобы в последний раз подумать о планах на будущее. Варравин так и поступил. Он подкинул на плече сумку, потяжелевшую на полтора килограмма, и направился в центр. Там, в трех кварталах от здания с белыми колоннами, на улице Озерной находилась квартира Зинчука.
Он только что спас неонов и барбусов лучшего друга от голодной смерти.
Дослушав доклад, звучавший в телефонной трубке, Лисин жестом остановил другой, готовый поступить от Сидельникова. То, что ему сейчас сообщили, требовало немедленного вмешательства. Так, во всяком случае, понял капитан по выражению лица следователя. В это утро звонки раздавались часто. Каждые пять-семь минут телефон верещал истеричной трелью, заставлял людей вздрагивать и обращать внимание на него, бесцветного и пошлого на вид.
Все разговоры Лисина заканчивались напутствиями продолжать работу. Он каждый раз уверял абонента в том, что именно его деятельность особенно важна для успешного ведения следствия.
— Нет ничего хуже разочарования, усиливающегося подозрением насчет того, что ты занимаешься бесполезной работой, — объяснял Лисин так, словно кто-то из присутствующих в этом сомневался.
Но на этот раз, кажется, дело обстояло иначе. Эта новость заслуживала большего внимания, нежели предыдущие.
— Гасилов, где у вас находится второй райотдел полиции?
— Это
— Тамошняя уголовка задержала какого-то персонажа, якобы до боли напоминающего «прокурорского палача».
Ориентировки разошлись по городу уже через час после стрельбы, то есть за два часа до приезда в Старооскольск следователя Лисина. Сейчас стали проявляться первые плоды этой работы. Такой принцип розыска иначе как случаем назвать трудно, да Лисин этого и не делал.
Поиск по приметам — самый надежный и проверенный метод завоевать общенародную ненависть к полиции. Нет ничего более неблагодарного, чем задерживать на улицах, в квартирах и общественных местах тех, кто подходит под описание преступника. Людям свойственно путать цвета, запахи. Они по-разному определяют на глаз рост, вес и длину. У каждого из них обязательно есть своя теория и методика сыска. Среди самых обыкновенных граждан находится много таких, кто готов помочь полиции и даже проявляет при этом особое рвение.
Со слухом же и у бдительных граждан, и у стражей порядка тоже нередко случаются проблемы. Когда первым по телевизору, а вторым по рации говорят: «Мужчина лет двадцати на вид в синей куртке сорвал с головы женщины норковую шапку», отдельные представители обеих категорий слышат: «Женщина в синей куртке и норковой шапке оторвала голову мужчине лет двадцати на вид».
Вторые по наводке первых тут же начинают заполнять дежурные части райотделов и женщинами, и мужчинами независимо от их возраста и одежды. Иногда приводят даже детей. В эти-то моменты и задерживаются лица, которые находятся в розыске от года до двадцати лет. В эти-то дни и раскрываются преступления, уже давно считающиеся бесперспективными висяками.
А этот шапочный грабеж раскроется чуть позже, года через три. Во время облавы на угонщиков машин кто-то из задержанных вспомнит, как ему однажды по пьяной лавочке друг Кузьма рассказывал забавную историю. Он, мол, сорвал ондатровый берет с головы женщины, одетой в фиолетовое зимнее пальто. Та придет, опознает, и авторитет полиции подскочит до небес в глазах обывателей, несведущих в драматургии сыска. Три года полиция, сбиваясь с ног, искала шапку женщины и нашла!
Лисин знал это и никогда не уделял особого внимания работе по ориентировкам. За двадцать лет его службы раскрыть преступление с помощью этого принципа поиска удалось лишь раз. В апреле двухтысячного года с места преступления убежал мужчина. Охваченный приступом вожделения, он затащил в кусты жертву, всеми признанную потом хищницей, снял брюки и предложил ей под угрозой ножа заняться оральной любовью. Жертва согласилась, и уже через несколько секунд преступник забыл о ноже и брюках. Он метался по улице, искал травмпункт и обливался кровью.
Это был единственный случай в практике Лисина, когда ориентировка на преступника дала положительный результат. Хотя указан был катастрофический минимум примет: «Без брюк, серые туфли, с откусанным членом». Все. Более по ориентировкам никто никого не находил.
Использование же детищ Франкенштейна, этих кошмарных картинок под названием фоторобот, вызывает у граждан ужас не к лицам, изображения которых распечатаны на принтерах. Обыватели страшатся полицейских, фантазия которых способна создать подобных монстров.