Они были не одни
Шрифт:
Она поняла, что ее ждет.
— Разбойники! Звери! Кровопийцы! Злодеи! Лучше в колодец, чем достаться вам в лапы! — кричала молодая женщина, извиваясь в руках сеймена.
— Она посягнула на честь бея! В колодец ее, суку! — снова распорядился бей, стараясь платком остановить кровь, которая продолжала течь из его разбитого носа.
Чтобы заглушить отчаянные крики женщины, Мустафа засунул ей в рот ее же головной платок и поволок к колодцу. Она, предчувствуя свою погибель, отчаянно сопротивлялась. Подошел бей — лицо и руки у него были в крови, — посмотрел на женщину, заскрежетал зубами и сжал кулаки.
Затем один взял ее за руки, другой — за ноги и, раскачав, швырнули её в колодец.
Послышался всплеск
Через несколько дней по селу распространилась весть, что красивая невестка дяди Галеса, поскользнувшись, упала в колодец Разбойников и утонула. Все село оплакивало ее редкую красоту, ее молодость и приветливость, но еще больше все жалели бедную девочку, оставшуюся сиротой совсем крошкой.
Так никто и не узнал о происшедшей трагедии. А молодой бей в сопровождении Мустафы как ни в чем не бывало гордо разгуливал по селу. Он даже зашел к старику Галесу, соболезнуя ему и сыну в постигшем их горе…
Сколько лет тому назад все это произошло? Тридцать, сорок? Он и сам теперь хорошенько не помнит. Но сегодня эта маленькая оборванная девочка, с небесно-голубыми глазами, с розовыми щечками, так живо напомнила ему невестку Галеса; напомнила и страшный удар по лицу — единственный, полученный им за всю жизнь! Не было никаких сомнений: эта похожая на маленькую пери девочка — внучка той красавицы, которую он утопил.
Бей покачал головой и тяжело вздохнул. Не было у него больше верного Мустафы — мир праху его! — вместе с которым он мог бы предаться воспоминаниям.
* * *
Со страхом ожидая приезда Каплан-бея — изверга, как называли его крестьяне, — все село пришло в волнение. Старики уже с раннего утра распорядилась, как того требовал обычай, насчет угощения: пирог на меду из муки, просеянной сквозь самое мелкое сито, два бюрека[11] на сливках и масле с яйцами, три цыпленка, хорошенько зажаренных на чистом масле, пара молодых баранов, затем яйца, сыр и еще много-много всякой вкусной снеди. Все это готовилось на двух разложенных в тени шелковиц кострах. Стати и Шойле жарили на вертелах двух жирных баранов. Они-то знают толк в этом деле!.. Стоя на коленях у огня и обливаясь потом, они мешали угли и вращали над ними вертела с мясом. Ведь это готовилось угощение для самого Каплан-бея! Так в Дритасе, кроме него, угощали только главу сельских общин да окружного инспектора жандармерии. Когда здесь, под тенью шелковиц, за стол сядет бей со своими приближенными и все будут пить раки, пусть хоть вспомнят тех, кто приготовил это угощение.
Рако Ферра, доверенное лицо бея на селе, беспокойный и запыхавшийся, сновал взад и вперед. Небольшого роста, с огромной головой и длинными, как у обезьяны, руками, он всюду поспевал сунуть свою лисью морду, бросить испытующий взгляд, дать распоряжение одному, подогнать другого…
— Эй, Стати! Смотри, чтобы мясо у тебя не подгорело! А то потом греха не оберешься! Ведь это не шутка: к нам сегодня пожалуют Каплан-бей и все начальство округи.
— А ты, Шойле, мне кажется, немного пережгла лопатку. Чаще поворачивай вертел. Шашлык должен быть на славу! Да не жалей масла — смазывай как следует. Ведь для бея готовишь!
— Послушай, Нгьело! Этих веленджэ[12], что вы тут разостлали, боюсь, не хватит. Сбегай побыстрее и принеси пять-шесть веленджэ. Надо же постараться для бея и принять его как следует…
— Да вот еще что… мне пришло на ум: этих цыплят лучше зажарить на вертеле; тогда их легче промаслить. Да скажите вашим женам, чтобы они не пережгли их. Не забудьте!.. Эй, Гьерг! Твоя Гьерговица уже с утра испортила мне настроение, не знаю, как я стерплю. Разве можно так непочтительно отзываться о бее? Хоть бы она постыдилась! Вот что я тебе скажу: если она еще раз посмеет так говорить о бее, я ему доложу, и ей некуда будет деваться от его гнева. Если как следует не взяться за жен, они сядут нам на шею. Вели Гьерговице приготовить хороший бюрек и сам не отходи от нее. Ей-то ничего не стоит опозорить нас перед беем, а нам не сносить головы на плечах.
В разговоры крестьян Рако Ферра обычно не вмешивался. Он хорошо знал, о чем говорят эти увальни: конечно, ропщут на бея, совещаются, как бы его обмануть. Чего другого можно от них ждать? Даже если бей каждый день угощал бы их медом, они все равно будут его бранить. Будь бей самим ангелом, они все равно сделают его дьяволом; иначе они не могут.
Бей хорошо относится к Рако Ферра. А почему? Рако умеет с ним обходиться, вечно печется об его чести, об его имуществе, всегда говорит ему правду в лицо. Вот, к примеру, в прошлом году сыновья Постола ночью украли на гумне несколько снопов и думали, что бей об этом не узнает. А Рако подглядел за ними и сообщил об этом кьяхи. И пришлось парням не только расстаться с пятью спрятанными снопами, а еще в придачу к ним отдать большой штраф. Сколько таких мелких услуг оказывал он своему хозяину!
А вот еще пример: сын Ндреко, этот шалопай Гьика, слишком много болтает против бея. Само собой разумеется, святая обязанность Рако Ферра сообщать о том, что про бея говорят в селе. Пусть крестьяне не болтают насчет бея, если хотят, чтобы он хорошо к ним относился. Но бей ценит Рако Ферра не только за это. Рако лишнего не говорит, Рако не крадет, Рако не старается обмануть своего господина, и поэтому бей его любит и верит ему. А если этот дурак Гьика не перестанет злословить, может случиться, что бей, рассердившись, отберет у его отца Ндреко участок земли и передаст его Рако: пусть себе возделывает! Если так произойдет, можно ли обвинять в этом бедного Рако Ферра? Бей его ценит и, естественно, хочет вознаградить своего верного слугу. Не надо болтать лишнего, тогда и земли не лишишься! И по оброку бей оказывал Рако немалые льготы. Кое-что перепадало Рако и из тех денег, что бей получал с крестьян. Но ведь на то была собственная воля господина. Зачем сюда вмешивать крестьян? Рако Ферра — умный человек и сумел наладить превосходные отношения со своим милостивым хозяином.
За то, что крестьяне суют нос в его дела, Рако ненавидит их. Они отвечают ему тем же, многие, встречаясь с ним на улице, даже не здороваются; такое положение его не очень устраивает: как-никак он живет среди крестьян и время от времени ему хочется обменяться с соседом парой слов. И Рако затевает разговоры при всяком удобном случае. Изо всех сил защищает перед крестьянами бея, защищает представителей власти: главу сельских общин, инспектора округа с его жандармами, старосту села и местных богатеев. Все это он делает не из каких-нибудь корыстных побуждений, а только для блага родного села! Чтобы представители власти и бей не считали, будто крестьяне в Дритасе — неблагодарные скоты, с которыми и двух слов нельзя сказать! Ничего нет плохого в том, что Рако передает бею и сельскому начальству обо всем, что о них говорят крестьяне. В конце концов пусть они знают, кто им хочет добра, а кто зла.
На площади Шелковиц, где готовилась встреча бея, чувствовал себя беззаботно и был вполне счастлив только один человек: Ламе Плешивый, косноязычный дурачок. С восторженной улыбкой на губах следил он за тем, как жарится на вертелах мясо, облизывал пальцы и лепетал:
— У-у-у-у! За-леное, за-леное, оцень кусно!.. Блей мне даст целую куцу, целую куцу! Ха-ха-ха! — Последние слова он пролепетал перед самым носом Рако Ферра.
Тот сразу же погнал его прочь:
— Уходи отсюда, Ламе, уходи, ради бога! Не до тебя, дурачок! А то смотри, как бы я тебя самого не съел, — угрожающе закончил Рако и обеими руками оттолкнул юродивого.