Они были не одни
Шрифт:
— Этакий разбойник! — отозвались слушатели.
— У Синан-бея была не одна, не две и не три жены, как у некоторых нынешних беев, а целый гарем, точь-в-точь как у самого султана. И злосчастные жены эти были дочерьми и женами крестьян окрестных деревень — оттуда их похищали для бея его сеймены. Горе той девушке или женщине, которая приглянулась бею! Либо он волок ее в гарем, либо приказывал утопить в колодце! Дважды он созывал всех девушек и молодых женщин со всей округи якобы для того, чтобы мыть полы во дворце и выбивать ковры. Однако не за тем собирал он их к себе во дворец… Рассмотрев их одну за другой, бей отделял тех, кто пришелся ему по вкусу, и запирал у себя, чтобы удовлетворить свою проклятую похоть. А затем или прогонял их, или оставлял в своем гареме, или… в колодец!
Никто из крестьян
— Подумать, подумать только, как этот палач глумился над людьми! — восклицали молодые крестьяне.
— Но одну историю, о которой мне рассказывал дед, — упокой, господи, его душу, — я никогда не забуду. Ни мы, ни отцы наши, ни деды не застали Синан-бея, а случилось это при наших предках, что жили в здешних местах лет триста тому назад и терпели всяческие муки от этого изверга. Так вот что рассказывал мне дед, который слышал про это от своего деда:
— В ту пору мне было лет шестнадцать, и мне еще ни разу не довелось бывать на базаре в Корче. Как-то раз, еще с ночи, нагрузили мы с Зарче — он был моим сверстником — ослов углем, и родители, поручив нас попечению дяди Нестора, прадеда Нело, и дяди Ярче, прадеда Калеша, послали нас на базар в Корчу продавать уголь. (Не забывайте, ребятки, что все это рассказывал мой дед, слышавший об этом от своего деда!) Так вот, говорил дед, отправились мы в путь. Но вскоре по дороге, вслед нам просвистело несколько камней; мы поняли, что это забавляется тамошний ага. Пройдя дальше полем, мы наконец добрались до Плассы, что на окраине Корчи. Еще издали увидели дворец — чудо-дворец, такой, что и во сне не приснится. Перед ним стояла большая толпа, но что там делалось, мы рассмотреть не могли. Дядя Нестор и дядя Ярче о чем-то между собой пошептались. Мы заметили, что оба они изменились в лице. Потом приказали нам снять опинги и взять под уздцы ослов.
— Только не говорите ни слова! — строго наказали они.
Впереди шли другие крестьяне, тоже держа опинги в руках и ведя под уздцы ослов. Нам с Зарче стало страшно, но расспрашивать стариков мы не решались. Шли мы, шли, дворец все ближе и все прекраснее, а толпа перед ним шумит и гудит. Вот наконец добрались до самого дворца. И что же мы там увидели? Посередине площади стояла виселица, и на ней раскачивались два трупа. А поодаль, на гумне, сплошь усеянном колючками, пятеро босых крестьян, запряженных, как волы, молотили снопы, и какой-то дьяволенок с бичом в руке нещадно стегал их и при этом покрикивал: «Хоп! Хоп!» Крестьяне, как настоящие волы, ходили вокруг столба босыми ногами по колючкам! Тут же стояли пятеро людей — должно быть, это были приближенные бея, — они смеялись и подзадоривали мальчишку, стегавшего крестьян бичом:
— А ну-ка, молодой бей! Не давай спуску этим разбойникам, так их, хорошенько их!
Поперек дороги, которая вела на площадь, была протянута цепь, и никто не смел за нее переступать. Сеймены били, раздевали, грабили путников, которые имели несчастье попасться им в лапы. Те, до кого не дошла очередь подвергнуться побоям и ограблению, оставляли своих лошадей и ослов и падали на колени перед Синан-беем, который сидел на троне с серебряным револьвером в руке и дико вращал зрачками. Мальчишка — видать, второй сынок бея — в это время вскочил на спину одному из крестьян, стеганул его хлыстом и, смеясь, погнал, как коня.
— Мне кажется, он недостаточно суров! — заметил Синан-бей одному из сейменов, указывая на мальчишку, который вцепился ногтями крестьянину в лицо.
Дядя Нестор нечаянно рукавом своего талагана[17] слегка задел молодого бея. Тот тотчас же спрыгнул со спины крестьянина и, оседлав дядю Нестора, погнал его так неистово, что камни могли испугаться. Пена выступила на губах у мальчишки; стегает он дядю Нестора хлыстом, словно взбесившийся дикий кот, раздирает ему лицо. Хотел он было убить дядю Нестора на месте и потребовал у бея револьвер. А Синан-бей на все это посматривает и приговаривает: «Так его, так его! Развлекайся в полное свое удовольствие!» Крестьяне целуют землю у ног бея, дрожат, как осиновые листья. И до чего же нам — мне и Зарче — стало страшно! Мы и расплакались. «Хо-хо! Что там за мышата пищат? Возьмите их да бросьте в колодец!» — приказал бей. Тут мы совсем от испуга голову потеряли. Кровавый туман в глазах, ничего не видим! Подошли к нам два молодых бея, наверное, внуки Синан-бея, хвать нас за уши, потом как стеганут хлыстом по лицу!.. У нас только искры из глаз посыпались. И кулаками, и пинками, и хлыстами погнали нас к колодцу… «Вот смотрите, где вы будете жить!» — визжали бейчата. Мы плакали и молили их: «Ради аллаха пощадите нас, милостивые беи! Пощады, пощады!» — умоляли мы. Уж не знаю, что заставило их изменить свое решение, но только не бросили они нас в колодец, а снова поволокли к Синан-бею. «Показали мы этим мышатам, где для них норки приготовлены!» — «Разбойники еще смеют плакать!» — сказал один из приближенных Синан-бея. Потом они принялись нас грабить: забрали все деньги до последней меджитэ[18], даже уголь отняли, и потом отпустили на все четыре стороны.
Только мы вышли на дорогу, глядь — приближается свадьба: жених, невеста, гости, все честь по чести. И только это шествие достигло цепи, протянутой поперек дороги, как два сеймена набросились на невесту, стащили ее с лошади и поволокли во дворец, а остальные окружили гостей, чтобы те не сбежали. Одного крестьянина, который пытался сопротивляться, нещадно избили. Что было дальше, мы не знаем. Бросились мы оттуда со всех ног, но уже не на базар в Корчу, где нам и продавать-то было нечего, а назад, к себе, в Дритас. Бежим, плачем, боже милостивый! Скоро догнал нас Ярче… а ухо у него отрезано. Подождали мы дядю Нестора. Догнал нас и этот несчастный; все лицо в крови, на месте правого глаза — впадина: молодой бей вырвал ему глаз. Ужас, ужас! «Хорошо расправился с нами Синан-бей, на всю жизнь запомним», — стонал дядя Ярче. Долго еще после этого нам казалось, что бей пошлет за нами погоню, чтобы схватить… и в колодец!»
Коровеш замолчал и снова принялся набивать табаком трубку. Слушатели сидели, затаив дыхание. Выпустив первые клубы дыма, старик посмотрел на них и добавил:
— Все, что я вам рассказал, похоже на сказку о страшных драконах, но таковы были тогдашние беи. Один чуть помягче, другой злее, но все они походили на этого страшного Синан-бея Плассу.
— Но почему же свадьба не избрала себе другого пути, не пошла в обход? — спросил один из парней.
— Эх, сынок! Каким бы путем она ни пошла, все равно один конец! В долине палачи, а в горах разбойники. Палачи и разбойники — родные братья, и от них не спастись. А если бы Синан-бей узнал, что свадьба пыталась обойти его земли и миновать дворец, за такую дерзость он бы всех убил: и жениха, и невесту, и гостей.
— За что так издевался над крестьянами этот Синан-бей? — спросил Петри.
Старик немного подумал и ответил:
— Рассказывали, что крестьяне часто восставали против него. Им удалось заманить в ловушку и убить его родного брата, да и сам он однажды едва ушел от их рук, чуть было не поплатился головой. Вот с тех пор он и мстил крестьянам. И даже тех, кто служил ему верой и правдой, в конце концов иногда находили в канаве зарезанными. «Они рады бы перегрызть мне горло, да я перегрызу им раньше!» — так думал Синан-бей про крестьян, так думали и другие беи.
— Какой изверг! Какой палач! — шептали те, кто впервые слышал этот страшный рассказ дяди Коровеша.
* * *
Солнце уже садилось, когда бей вышел из башни. Его сопровождали сеймены и несколько стариков крестьян. Рядом с беем шел Рако Ферра и что-то шептал ему на ухо. Все расположились под шелковицей. Бей выспался и хорошо отдохнул.
— Ну, теперь поговорим о делах. Как у вас в этом году с урожаем? Аллах свидетель, мне сдается, что вы довольны. А если довольны вы, разумеется, останусь доволен и я! — начал беседу бей.