Они существуют

Баев Алексей

– Секунду, – попросил Кудесников, окликнув удаляющегося машиниста. – Андрей!

– Слушаю тебя, Петрович, – обернулся Лодочник.

– Там Бляцкий с Мухиным в купе. И повар на кухне. Если что, помоги им. Ну, кому потребуется. А я думаю, мы через часок за вами вернемся.

– Хорошо, бригадир! Жду.

– Если свяжешься, объясни там, что к чему. И скажи, Кудесников скоро придет. Даст более подробную информацию. Если они знают, где такая станция, пусть подъезжают. И скорую вызовут – у нас человек нуждается срочной госпитализации… Ладно, мы ушли.

Бригада во главе с Первопроходом Петровичем

направилась в сторону эскалатора. Странно все это как-то. Освещение на станции работает. Значит, с подачей энергии все в порядке. Почему ж эскалатор стоит? И кнопки аварийного запуска нигде нет… Нет ведь? Нет…

Петрович глянул вверх. Удивительно. Эскалатор заканчивался ступеней через тридцать. Маловато для стометровой глубины.

– Невысоко, смотрю. Пошли, что ли?

* * *

Андрей, вернувшись в кабину агрегата, включил радиосвязь. Все верно, настройка не сбита.

– Диспетчерская, прием. Вызывает шестнадцатая бригада. Диспетчерская…

Никто не отвечал. На аварийной частоте тоже молчание. С антенной проблемы? Да нет, вроде. Датчик показывает, что все в исправности. Странно…

Чего только не перепробовал Лодочник за полтора часа, а установить связь так и не смог. Удивительно, но из приемника даже шумов не слышалось. Как будто сам эфир вымер. Но этого ж быть не может!

И Петрович, черт старый, словно в тартарары провалился. Со всею бригадою. Пойти, что ль, поискать их? А что, вариант. Однако…

Нет. Надо сначала Мухина проведать. Как там это чучело, очнулось?

Лодочник выскользнул из кабины и пружинистой походкой зашагал в сторону жилого вагона. Войдя внутрь, услышал голоса.

– Ешь, давай. Мститель, – весело говорил Куребеда.

– Паш, ну как ты? Оживаешь? – это баритон Бляцкого.

В ответ жалобно мычали. Дверь в купе была открыта, и Андрей, остановившись в проеме, заглянул внутрь. На нижней полке лежал отощавший, с пожелтевшей кожей Мухин. На груди вафельное полотенце. Рядом сидел Куребеда с эмалированной миской в руке. Он с ложки кормил больного. Бульоном. На соседней полке, облокотившись о столик, устроился Максим, не без сочувствия наблюдавший за действом.

– Не помрет? – поинтересовался Лодочник.

– Еще и нас с тобой переживет, – обернулся на голос Андрея Артем. – Вон, сказать что-то хочет. Да не может пока… Молчи уж, Зорро хренов. В себя придешь, тогда и поблагодаришь.

Последние слова были обращены к Мухину.

В Пашкиных глазах сверкнула недобрая искорка. Бляцкий ухмыльнулся.

– Вот теперь и сам вижу. Поправится. Вон, память уже вернулась… Андрюх, а где все-то?

– Наверх пошли. На разведку, – ответил Андрей. – Мы тут грешным делом на какую-то странную станцию прорубились. Слыхал кто-нибудь – «Кронштадтская»?

– Какая-какая? «Кронштадтская»? – переспросил Артем. – Ничего себе! Значит, правда…

– Что, правда? Ты что-то знаешь?

Куребеда отставил плошку, встал, расправил плечи. Потянулся. И заговорил:

– У меня в столовке пару месяцев назад событие приключилось. Драка. Бухие люмпены разосрались. Из-за какой-то фигни. Там у них в предводителях старикан один, Капитоныч. Так он, пока битва не началась, орал на весь

зал, что наше метро еще до войны, при Жданове строить начали. С какой целью, хрен знает. Наверное, с оборонительной. Мол, одну ветку планировали аж до Ораниенбаума провести. Или даже до Соснового Бора. Но не смогли. Остановились аккурат под Кронштадтом. Вот только ее в секрете сохранили, открывать не стали. Типа, чтоб к нам из подземелий радиоактивные монстры не пробрались… Ну, сперва все ржали над Капитонычем с его монстрами. А что, я тоже смеялся, прикольно ж. Знали б вы этого старика! Вообще без чувства юмора… И тут такое выдать! Японцы со своими покемонами нервно курят… Вот. А потом Капитоныч обиделся. Схватил вилку и воткнул ее кому-то из своих прям в ляжку. Ну, драка. Как обычно все. Столы, короч, полетели. Пришлось даже ментов вызывать… Но я тогда, парни, про станцию «Кронштадтскую» крепко задумался. А ну, как правда? Капитоныч, конечно, тип опустившийся. Но на вруна он не похож. Есть в нем что-то такое… Понимаете?

– Харизма? – неожиданно предположил Бляцкий.

– Типа того, – кивнул, улыбнувшись, Артем.

Андрей с Максимом переглянулись. С полки донесся стон. Все обернулись к Мухину. Тот поднял дрожащую руку, будто просил слова.

– Кажись, мужики, он что-то знает, – проговорил Куребеда. – Паша, еще бульончику? Или, может, чайку? Сладкого, а? Будешь?

Тот, напрягшись, кивнул.

– Бляцкий, будь другом, слетай на кухню. Там на тумбочке термос стоит. Тащи его. И чашку захвати, хорошо? – попросил Артем.

Макс покинув купе, вернулся минуты через три, держа в руках большой хромированный термос и пластмассовую кружку с дурацкой картинкой. Два спаривающихся насекомых под надписью: «Любовь под мухой». Лодочник хохотнул.

– Твоя?

– Да что ты?! – весело отмахнулся Макс. – Мухинская. Павлик у нас большой оригинал.

«Большой оригинал» только вздохнул. И прикрыл веки. Он что, спать собрался? А как же чай? А как же поделиться с товарищами знанием?

Глава седьмая. Подъем

Лодочник посмотрел на часы. Пять минут седьмого, а Петровича с бригадой до сих пор нет. Куда они запропастились? Андрей за прошедшее время раз пять бегал в кабину, надеясь связаться с диспетчерской. Но все попытки оказались тщетными.

Артем готовил ужин. Бляцкий дежурил возле Мухина, который спал уже почти три часа. Дыхание выровнялось, цвет лица начал приобретать нормальные оттенки. Отросшая за две недели белесая бороденка сделала Пашкину физиономию еще более отталкивающей. Но сейчас других эмоций кроме жалости Мухин не вызывал.

Вошел Лодочник.

– Ну, как он?

– Спит.

– Ну и ладно, – кивнул Андрей. – Самое то, что ему сейчас надо… Странно, что Петрович с мужиками еще не вернулись. Как думаешь, не случилось чего?

– Может, сходим? Проверим? – предложил Максим.

– Не торопись, – ответил Андрей. – Петрович велел ждать. Не мог же он про нас забыть. Что-то не то, чую, с этой станцией… Ладно, сиди здесь, я до кухни. Поедим тут. Не против?

– Да уж, этого сейчас бросать нельзя. Вдруг очнется. Увидит, что вокруг нет никого, и по-настоящему откинется.