Они существуют
Шрифт:
Артем, приготовив ужин на всю бригаду, сидел на подножке вагон-ресторана.
– Что, Лодочник, к контролерам плавал? – увидев машиниста, весело спросил он.
– К ним. Бригада исчезла, с землей связи нет… Какие предложения будут?
– Может, перекусим? У меня все готово.
– Давай. Только пошли к Максу. Там и пожрем.
– Пойдем, – кивнул Куребеда. – Я не против. Мухин все еще дрыхнет?
– Дрыхнет. Но ты на всякий пожарный бульон захвати. Вдруг проснется.
– Конечно. Ты мне не поможешь? А то я, боюсь, на четверых не унесу. Рук не хватит.
– Естественно…
Мухин
– С возвращением тебя, чудило, – улыбнулся Андрей. – Что, не пороли в детстве? Ну ты, Пашка, дурак. Вот какого хрена, спрашивается… Ай!
Лодочник махнул рукой. И так все ясно. Какие нужны слова?
Мухин, вжав голову в подушку, страдальчески вздохнул. Прикрыл веки. Через минуту, правда, вернулся. В смысле, к коллективу.
– Мужики, это… простите меня, а? Я ж по дурости… – голос было не узнать. Тоненький, почти детский. И интонация несвойственная.
– Понятно, что не от большого ума, – улыбнувшись, ответил Куребеда. – Ты, давай, поправляйся. А что сделано, то сделано… Слушай-ка! Мне в прошлый раз показалось, ну, пока ты не заснул, что ты чего-то сказать хотел. Нет? Мы за станцию «Кронштадтскую» говорили. Знаешь что-то?
Мухин, сделав видимое усилие, кивнул.
– Да так… Вот только, мне кажется, брехня это все… Мужик один пару лет назад в пивнухе рассказывал… Я тогда не поверил, как и ты своим в столовке. Издевался над ним… А на ужин… что?
– Нам плов. А тебе, извини уж, все тот же бульон. Другого пока нельзя, – ответил Артем.
– Ты рассказывай, рассказывай, – не выдержал Лодочник.
– А чего рассказывать? Тот мужик из пивной говорил, что где-то под Кронштадтом есть вход в подземный город… Вроде как там все мировые террористы свою тайную базу содержат. И талибы всякие, и красные бригады, и эта… как ее? Ира, что ли? Я, помню, над этой Ирой тогда отдельно посмеялся.
– Ну и зря. Ирландская республиканская армия, вот кто эта Ира, – уточнил Бляцкий.
– Да? – изогнул брови Мухин. – Ну и ладно. Пусть. Но террористы-то – не бред? Типа, у них там какой-то центр подземного коммунизма.
– Может, коммуникаций? – предположил Маким.
– Может, и коммуникаций, – не стал отрицать Пашка. – И какой-то штаб… Они, короче, под землей в любую страну из нашего Кронштадта попасть могут. А еще добывают радиацию. Для ядерного оружия.
– Уран, что ли? – улыбнулся Лодочник.
– Хрен его знает. Может, и уран… Атомные бомбы для всяких режимов мастерят. За приличные, мужик говорил, бабки. Он типа сам на шахте у них работал, еле ноги унес. Полгода ишачил то ли на корейца какого-то… Или на армяна? Черт, забыл… Но потом типа совершенно случайно лаз нашел. И свалил, короче… Из рабства. Выбрался в Кронштадт как раз. С тех пор туда и не ездит. Боится. Говорил, что эти душманы людей как раз с острова и воруют…
– Ну и хрень! – не выдержал Лодочник. – Слушай, Мухин, я тебя понимаю. Сам бы, наверное, над тем типом от души поглумился.
– Да уж, – кивнул Бляцкий.
Посмотрели на Куребеду. Думали,
– Но станция-то есть. Тоже ведь раньше думали, что враки. Нет? Чувствую, парни, что сказки сказками, а тут какая-то реальная тайна… Бригада-то до сих пор не объявилась. Если б они в город вышли, всяко б уже вернулись.
С минуту молчали. Каждый думал о своем.
– Ладно, что делать будем? – наконец, спросил Артем. – Мысли есть?
– Ты сам сесть сможешь? – обратился Бляцкий к Мухину.
– Смогу, наверное, – ответил Пашка. – Сейчас попробую.
Мухин уперся руками в матрац и, напрягая все мышцы, изогнулся. Сел, но с трудом.
– А на ноги встать?
– Да ты с ума сошел! – воскликнул Куребеда. – Куда ему?!
Но Павел уже поставил ноги на пол. Попытался подняться. Не получилось.
– Хреново, – вздохнул Лодочник. – К утру б окреп, хорошо б было. Надо нам, парни, валить отсюда. Нехорошие у меня предчувствия… Мне почему-то кажется, что Петрович с нашими уже не объявятся.
Андрей хлопнул себя по коленям, поднялся и, не проронив ни слова, вышел. Побрел к себе. Там, скинув лишь сапоги, забрался на верхнюю полку и отвернулся к стене. Накатило.
Отчего-то вспомнились родные Хлысты. Надо б наведаться, а то уж больше пяти лет прошло, как туда не выбирался. Совсем городской, даже матери написать пару строк времени нет. А отец… Как он-то? Совсем, наверное, старый стал…
Виски сдавило. Лодочник попытался переключить мысли на другое, но только голова разболелась. Спустился на пол, взял с полочки аптечку, вытащил пачку анальгина. Зараза, и запить-то нечем… Плевать, таблетка не пуля, и так растворится.
Что ж это такое получается? Жизнь идет своим чередом, много в ней моментов плохих, а еще больше – хороших, и все равно, будто что-то невидимое, но самое главное постоянно ускользает. И комната в общаге вроде есть, и зарплата волне приличная, и женским вниманием не обделен, а каждый вечер так тоскливо становится, что хоть на Луну вой. И внутренний голос бубнит одно и то же: «Неправильно ты живешь, Андрей Лодочник. Драгоценные годы теряешь, а сути найти никак не можешь. Вот кому ты без нее, без сути этой, нужен? Что ты в жизни ценишь? Есть у тебя друзья? Любишь кого-нибудь всем сердцем? Кто тебе последний кусок хлеба отдаст? А сам ради кого ты пожертвуешь? И чем?»
Каждый вечер одно и то же. От этой боли душевной никаких таблеток еще не придумали. Анальгин? Тьфу. Он только от башки… Менять что-то надо. Но что? Надо жить иначе. Но как? Может, нынешнее это приключение и есть начало того пути – верного, – по которому и след идти? Может, это то главное испытание, не выдержать которое, сломаться – нельзя?
Чертов анальгин, толку от него…
Из-за двери доносился заливистый смех Куребеды, стоны Мухина и спокойный, рассудительный голос Максима.
Это ж надо, осталось всего четверо. Прочие, как сквозь землю провалилась. Сквозь землю? Хм… Петрович… Он-то вродь мужик осмотрительный. Неужели недоглядел? Вляпался во что-то нехорошее? А может, правда тут вход на террористическую базу?