Опасная фамилия
Шрифт:
Серж встал и засунул руки в карманы пиджака.
– Если у вас есть время, можем отправиться прямо сейчас, – сказал он.
Ванзаров был готов в ту же минуту хоть на край света и за его край тоже.
– Куда едем?
– Недалеко, в Петергоф. Там снимает дачу семья моего дяди Стивы… Простите, Степана Аркадьевича Облонского. Так или иначе, им надо сообщить о смерти отца. Мне будет легче в вашем присутствии. Не возражаете?
– Я бы предпочел вначале повидать вашу сестру Ани.
– Там и увидите, – пообещал Каренин. – Наши дачи поблизости. Ани как раз сегодня собиралась приехать.
22
Петергофские дачи располагались поблизости от императорского загородного дворца, и в
Все-таки дачная жизнь, какой бы светской ни была, имеет много схожих черт. В Петергофе любили прогулки не меньше, чем в Шувалове, хотя гуляли не по диковатому лесу, а по ухоженным дорожкам среди статуй и ротонд. Оркестр играл все те же вальсы для увеселения публики, только раза в два больший, чем музыкальный коллектив какой-нибудь пожарной команды. И, конечно, чаепитие в саду на свежем воздухе.
Стива не был большим любителем домашних посиделок. Его хватало только на то, чтобы выпить чашку и тут же сорваться с места, чтобы бежать в гости к многочисленным друзьям, которые поблизости снимали дачи на сезон. Но сегодня он не выходил из-за стола. Приехал чрезвычайно рано, чем поразил Долли, был молчалив, задумчив и даже поцеловал жену в лоб, чего не случалось с ее именин. Чудеса продолжались. Стива переоделся в домашний серый халат на голубой шелковой подкладке, сел за чайный столик в саду, молча выпил чашку, затем вторую и не делал ни малейшей попытки улизнуть. Долли давно воспринимала мужа как нескончаемый праздник для других. Она смирилась со всеми его бесконечными романами, как смиряются с неизбежной сменой времен года и с наступающей старостью, воспринимала его как неизбежное, но безопасное зло, вроде тараканов.
Странное поведение мужа встревожило Долли. Она подсела за столик и сделала то, чего давно между ними не бывало: стала расспрашивать его о делах. Сердце ее, из которого, как она думала, ушли все чувства к Стиве, ощутив что-то тревожное и нехорошее, случившееся с мужем, откликнулось сразу и сильно. Что и для нее было неожиданно. Долли не предполагала, что может переживать за беды Стивы. А то, что с ним случилось что-то дурное, она видела ясно.
Проигрыш или служебные неприятности мужа были для Долли не страшнее раннего снега. Она давно привыкла, что Стива со своим открытым характером найдет деньги где угодно, а неприятности в министерстве уладит сам или при помощи покровителей. Любовные же интрижки и вовсе не могли быть причиной для расстройства. Стива, как это ни странно, до сих пор был верен семье как идее стабильности. Меняя одну любовницу на другую, он старался, чтобы Долли и дети об этом не узнали, по заведенному между ними молчаливому уговору: делай, что хочешь, только семья должна быть в стороне. Стива честно исполнял обет, любя и скрывая. Он никогда не влюблялся так, чтобы семья могла пострадать. За что Долли была ему даже благодарна. Болезней Стива по-прежнему не знал, перепрыгнув пятидесятилетний рубеж бодрым козленком. Выглядел он так, как и чувствовал себя: крепкий, розовощекий мужчина, полный сил. Так что причина его нынешней хандры была столь же непонятна, как и тревожна.
Но Долли ничего не добилась. Только невнимательные, короткие реплики и блуждающий взгляд были ей ответом. Стива смотрел в одну точку, будто видел что-то, недоступное Долли.
– Ты веришь в призраки? – вдруг спросил он.
Это было настолько на него не похоже, что Долли обеспокоилась всерьез и еще
– Долли… – сказал он так, будто предваряя исповедь. – Долли… – повторил он и опять замолчал. Она терпеливо ждала, не смея даже шелохнуться, и наконец услышала: – У меня очень дурные предчувствия…
Услышать такое от Стивы было равносильно признанию, что он уходит в монахи. Долли не нашлась, что сказать. Ей стало страшно, словно она оказалась в холодном сыром туннеле, из которого нет выхода. Долли почувствовала, как сердце ее бешено заколотилось. Наперекор всему она погладила руку мужа.
– Ничего, обойдется. Господь милостив. Хочешь, завтра сходим вместе к заутрене?
– Ах, оставь! – раздраженно сказал Стива, сбрасывая ее руку. – При чем здесь это? Если бы я вздумал молиться, не стал бы тебя о том спрашивать. Это другое. Я чувствую… Я сам боюсь того, что чувствую.
– Ну, так скажи мне, – просила Долли, проглотив новую обиду. – И сразу будет легче.
– Легче? – Стива фыркнул. – Как ты не понимаешь. Это так странно, что невозможно выразить словами.
Долли видела, что он вот-вот выплеснет все, как переполненный бокал. Но тут в саду появился Серж. У Долли опять сжалось сердце. Племянник выглядел так, словно с утра занимался тяжким физическим трудом. За ним следовал незнакомый господин. Долли сохранила способность угадывать незнакомого человека, чувствуя его по-своему, и то, что она увидела в незнакомце, ее напугало. Долли не смогла бы выразить, что такого пугающего было в прилично одетом молодом человеке. Уж точно не роскошные усы. Стива кисло поздоровался с племянником. Каренин сел и без всяких предисловий рассказал, с чем приехал. При этом забыл представить своего спутника, не предложив ему даже сесть. Молодой человек мирно стоял у него за спиной и посматривал на Стиву. Взглянул он и на Долли. Она почувствовала, будто цепкий луч прощупал ее снизу доверху, как будто раздел донага. Долли стало мерзко и противно, захотелось вымыть руки, но сил подняться не было. Известие о том, что случилось с Алексеем Александровичем, поразило ее. Но как Стива мог предугадать, что такое случится? Но какая-то скрытая часть души ее говорила, что это вовсе не то и то еще только ждет впереди. И к этому надо готовиться, противиться бесполезно.
– Как это ужасно, бедный Алексей Александрович, – сказал Стива столь равнодушно, словно дело шло о гибели дворовой собаки. – Серж, мы глубоко тебе соболезнуем. Можешь располагать мной в эти трудные дни. Это господин из похоронной конторы? – сказал он, кивая на незнакомца.
Серж представил гостя, пояснив, что господин Ванзаров занимается изучением причин смерти отца. Он честно выдержал условие не говорить, что на самом деле произошло и кто приехал с ним.
– А, так вы не похоронных дел мастер, – сказал Стива без всякого интереса. – А из каких будете?
– Из разнообразных, – ответил Ванзаров.
– Значит, врач.
– В некотором смысле.
– Установите причину смерти Алексея Александровича и непременно нам расскажите, – попросил Стива, как просил бы прислать пару новых перчаток. – Все-таки мой шурин…
– Для этого мне нужно взглянуть на портрет Анны Аркадьевны Карениной. Мне сказали, что у вас имеется.
Стива оживился и неожиданно согласился, что на портрет надо взглянуть, и как ему это в голову не пришло. Он попросил Долли принести дагеротип: лежит у него в рамке в ящике стола. Долли послушно встала из-за стола и вошла в дом.
Серж незаметно глянул на чиновника полиции, которому так и не предложил сесть. Ему показалось, что Ванзаров имел самое радушное и безоблачное настроение. И неловкость ситуации вовсе не беспокоила его.
Долли вернулась с пустыми руками. Она сказала, что портрета нет ни в столе, ни на столе. Стива возмутился, вскочил и побежал в дом.
– Господин Ванзаров, что же вы стоите? – сказала Долли, стараясь не смотреть на неприятного господина.
– Благодарю, мне так сподручнее, – ответил он.