Операция «Цитадель»
Шрифт:
Что же касается общего убранства зала, то в своей жизни она знала лишь скромную городскую квартиру в предместье, самым большим украшением которой оставался старый, источенный жучком сервант; да еще казарму. Поэтому любая роскошь в какой-то степени угнетала ее.
Фройнштаг была солдатом и гордилась этим, не стремясь ни к какому иному способу жизни, кроме бивуачного. Она никогда не страдала от неустроенности лагерно-казарменного быта, как страдали другие эсэсовки.
Обшитые темно-синей тканью стены комнаты показались Фройнштаг слишком мрачноватыми. Кожаные кресла и диван –
Зато вино оказалось изумительным. Красное вино, налитое в красные бокалы, освещаемые пламенем камина… Стоит ли ворчать по поводу погоды и войны, видя на столе перед собой две бутылки такого вина и целую гору жареного мяса?
Фройнштаг никогда не отрицала, что война – дело сугубо мужское. Но коль уж она решила прожить свою жизнь по-солдатски, то и мыслить, воспринимать мир приучала себя тоже по-мужски – этот грубый мужской мир, со всеми его непритязательными телесными усладами.
– Насколько мне известно, вам очень хотелось видеть меня, баронесса фон Шемберг.
Юлиша с удивлением взглянула на гостью и тоже взялась за бокал. Она прекрасно помнила, что встреча состоялась по дипломатическому настоянию самой фрау Вольф. И не сомневалась, что движима была германка вовсе не женским любопытством и не желанием сблизиться с «полуофициальной» – как ее уже почти в открытую называли в некоторых будапештских кругах, – любовницей Салаши.
За интересом фрау Вольф четко прослеживался интерес разведотдела СД. У Юлиши были достаточно серьезные консультанты, сумевшие объяснить кое-какие нюансы до того, как фрау Вольф назвала дату встречи.
– Было бы странно, если бы я не воспользовалась возможностью увидеться с вами, – не стала разочаровывать ее баронесса.
Пышные, слегка вьющиеся волосы окаймляли лицо Юлиши и спадали на плечи, словно траурная накидка; толстоватые, как показалось Лилии, но тем не менее нежно очерченные губы, почти не смыкались, постоянно демонстрируя два ряда ровных серебристо-белых зубов. Ну а высокая грудь, туго налитая талия и беспардонно широкие бедра способны были опьянить сознание любого мужчины. Правда, не более чем на вечер, как хотелось надеяться Фройнштаг.
– Будем считать это деловой встречей двух леди?
– Считайте, что наносите мне визит вежливости, – подсказала Шемберг.
– Вечер двух знающих себе цену женщин, не отягощенный присутствием мужчин. И будем считать эти слова тостом.
Они сделали по несколько глотков и, не ставя бокалы на стол, умиленно посмотрели в глаза друг дружке.
В общем-то австро-венгерская аристократка представлялась Фройнштаг кукольно-некрасивой и напыщенно-глупой. Тем не менее, Лилия благодарила Бога, что у Скорцени хватило ума направить на переговоры ее, а не ринуться в это дипломатическое сражение самому. В его полном сердечном поражении на этом фронте Фройнштаг ни на минутку не сомневалась.
– Признаться, в Берлине у меня до сих пор так и не появилось сколько-нибудь влиятельных – при нынешнем режиме – покровителей или просто знакомых, – жеманно сощурилась баронесса.
– Очевидно, вы слишком преувеличиваете мое влияние в берлинских кругах, – заметила «фрау Вольф».
– Наоборот, побаиваюсь недооценивать их.
Как бы унтерштурмфюрер ни относилась к этой «комнатной кошечке», забывать о деле, ради которого прибыла сюда, не стоило. Вопрос заключался в том, как к нему подступиться.
– Конечно, я могла бы оказать вам кое-какую услугу, если бы речь шла, скажем, о постройке виллы. Ну, где-нибудь на Балатоне или на берегу Дуная. Мои связи в архитектурном мире…
– У нас и своих архитекторов хватает, – грубовато прервала ее Юлиша. – Даже после того, как одна часть их, в еврействе сущих, была загнана в концлагеря, а другая бежала за пределы Венгрии. Мы действительно решили строить, но не виллу, а Венгрию. И не сомневаюсь, что уж в этом-то вы способны помочь нам.
– И как же вы представляете себе помощь германских архитекторов при строительстве новой Венгрии? В чем она должна заключаться?
– А причем здесь архитекторы? – резковато поинтересовалась баронесса.
– К кому же вы тогда обращаетесь за помощью, если не ко мне, архитектору?
– Возможно, вы действительно имеете какое-то отношение к архитектуре, в чем я тоже очень сомневаюсь, но обращаемся-то мы не к вам, фрау Вольф, а к прибывшему вместе с вами начальнику отдела диверсий Главного управления имперской безопасности Германии, штурмбаннфюреру Отто Скорцени.
Фройнштаг залпом допила свое вино и, закусив бутербродом с говядиной, вновь уставилась на баронессу.
– Не спорю, произнеся здесь, всуе, имя Скорцени, вы значительно упростили ритуал нашего знакомства.
– Если штурмбаннфюреру Скорцени, вашему «венцу», нравятся маскарады с переодеванием и переименованием, – то это личное дело. Но, согласитесь, когда человек с такими шрамами и такой известностью, как у штурмбаннфюрера Скорцени, пытается выдавать себя за доктора архитектуры, это выглядит наивно.
Пламя камина разгоралось с той же медлительностью, с какой где-то в груди у Фройнштаг разгорался хмельной пожар. Вино, выпитое после второго тоста, показалось еще прелестнее, нежели после первого, а мясо с острой приправой – настолько вкусным, что Лилия готова была забыть о каких-либо разумных пределах своего солдатского обжорства.
– Вы сказали: «Мы обращаемся». Я должна воспринимать это так, что под «мы» подразумевается Ференц Салаши?
– «Мы» – это партия «Скрещенные стрелы», объединяющая, кроме всего прочего, почти всех австро-венгров этой страны, которые еще сохранили свое имперское самосознание. Австрийцев, австро-венгров и национал-социалистически настроенных угров.
– Но вы опять не упомянули Салаши, баронесса.
– Это в любом случае подразумевается.
– Мне бы все же хотелось, чтобы впредь, при выяснении наиболее важных деталей и позиций, имя Салаши не «подразумевалось», – пошла в яростное наступление «фрау Вольф», – а называлось. Если мне не изменяет память, именно господин Салаши возглавляет сейчас вашу партию?