Операция «Гадюка» (сборник)
Шрифт:
— И кто они — не опознали?
— Кто? — Чумазилла забыла о том, что сказала минуту назад.
— Вы говорили о трупах.
Леонид Моисеевич начал взбираться по лестнице, и Чумазилла последовала за ним.
— Они были обезглавлены. Но Клюкин их узнал. Он подозревал неладное. Он примчался со своей охраной и понял — это Чаянов и Лариса Рейснер.
— Этого быть не может! — Леонид Моисеевич остановился. — Кто поднимет руку на Верховного вождя?
— Вы убеждены, что его избрали Верховным?
— Почти
— Нам ничего не сообщают.
— На каком этаже они живут? — спросил доктор.
— На третьем. Еще один пролет.
— Вам нет смысла оставаться внизу.
— Разумеется, — согласилась Чумазилла, — только дайте перевести дух.
Они постояли на площадке, потом Чумазилла закричала:
— Егор, открывай, принимай гостей!
— Егор! — Леонид Моисеевич поднимался по последнему пролету.
Дверь отворилась.
— Какие гости! — обрадовался Егор.
За время, пока Леонид Моисеевич его не видел, молодой человек исхудал, лицо осунулось.
Жизнь здесь не красит, подумал доктор, но вслух ничего говорить не стал.
Люся встретила их в коридоре.
Они прошли в комнату, где стоял широкий диван, покрытый одеялами, стол, на котором лежали листы бумаги и несколько карандашей. У стены стоял книжный шкаф, старый, столетней древности, из красного дерева. Книги, которые в нем не поместились, лежали стопками вдоль стены.
— Такой дом был бы приятен и у нас, — сказала Чумазилла, и все ее поняли.
— Садитесь, — сказала Люся.
Леонид Моисеевич любовался ею, и не только потому, что она не потеряла стройной красоты, балетной прямоты спины и изысканной сухости щиколоток. Лицо ее, как и прежде, было простым, может быть, простоватым, но гармоничным и тонко очерченным, словно оно было мраморной копией живой Люси. Румянец ушел, пропал, но Люся припудрила щеки, а может, даже клала тон, чтобы казаться живее.
Она обрадовалась доктору даже больше, чем Егор, потому что для нее доктор был первым и одно время единственным другом в этом мертвом мире, куда она впервые попала девочкой и смогла вместе с Егором отсюда убежать — первая и единственная беглянка.
Доктор защищал ее как мог, когда было совсем худо. А потом они потеряли друг друга. И Люся даже не подозревала, что доктор оказался в Петербурге.
— Садитесь, — сказала Люся, расцеловав доктора, для чего ей пришлось немного наклониться. — Мне жаль, что нельзя вас чаем напоить. Не могу привыкнуть. Ко многому привыкла, а к жизни без чая — не могу.
— Я тебя понимаю, — сказала Чумазилла.
— Да вы садитесь, садитесь. — Егор уговаривал гостей посидеть на диване. — Тут не жестко.
— Почему вы нас искали? — спросила Люся.
— Вот именно! —
— Я услышал имя Люси от Берии, — сказал Леонид Моисеевич. — Вот испугался и побежал.
— Почему испугались? — спросил Егор. Но и сам он напрягся.
— Мне не понравился контекст, в котором прозвучало имя Людмилы.
— А что за контекст?
— Лаврентий Павлович разыскивает Люсю, — объяснил доктор. — Он даже узнал, что Люся живет на Подьяческой, только не выяснил, на какой из Подьяческих. Вот я и кинулся сюда, мне еще повезло, я рикшу поймал.
— Который по Невскому людей возит? — спросил Егор. — Я как-то на нем ездил.
— Погоди ты, Егорка, — перебила его Люся. Хоть она и младше Егора на шесть лет, она всегда чувствовала себя старшей, потому что была бедной, битой, несчастной и страшно живучей помоечной кошкой — так ее называла мать. И все, чего она добилась, она добилась упрямством и трудом. Егорка мягкий. Егорка жил в нормальной семье, его лелеяли и любили, у него были друзья, а родители не пили. — Погоди, Егорка, — повторила Люся. — Объясните, зачем меня ищет этот палач?
— Я знаю только, что он посылал своих людей искать вас. У него есть верный агент по имени Крошка, это маленькое хрупкое создание…
— Знаю, — сказала Люся.
— Этого быть не может! — воскликнул Егор.
— Я так и думала. — В голосе Чумазиллы звучало торжество победившей справедливости. — Я с самого начала поняла неладное — как она могла случайно встретить генерала и втереться к нему в доверие? Гадина, задушу ее собственными руками.
— Эта Крошка — агент Берии? Но зачем?
— Я могу воспроизвести ход его мыслей, — сказал Егор. — Мы хотели послушать, о чем они будут говорить на сенате, на выборах Верховного.
— Зачем вам это слушать? — спросил доктор.
— Я чую, — вмешалась Люся, — что грядут перемены. Это не очень торжественно звучит. Но в самом деле что-то плохое, я убеждена. Могут же у нас быть предчувствия?
— Конечно, вам не все равно, — согласился Леонид Моисеевич, который знал, что молодые люди оказались здесь не потому, что убегали от действительности.
— И мы не зря туда пошли, — сказал Егор. — Я услышал страшные вещи. Настолько страшные, что смог рассказать о них только генералу.
— А он теперь все разболтает своей фаворитке, — сказала Чумазилла. — Если уже не разболтал.
— Берия выследил меня и поймал, — сказала Людмила. — Но Егорушка вытащил меня из Смольного, а потом мы… забыли, что Берия будет нас искать.
— Это следствие жизни в нашем мире, — мрачно сказал Егор. — Такие глупости надо наказывать.
— Я виновата, Егорушка, — сказала Люся.