Операция «Гадюка» (сборник)
Шрифт:
Доктор пошел к двери.
Наружная дверь приоткрыта.
Вернее всего, Люся сама пошла куда-то. Может, за водой? Или к генералу?
Стало ей тоскливо сидеть одной, вот она и пошла к Чумазилле.
Доктор понял, что надо оставить записку.
Он сел за стол, взял чистый лист бумаги, заточенный карандаш.
Как написать, чтобы она поняла, а чужому взгляду записка ничего не скажет?
Доктор успел написать только «Дорогая Люся!», как услышал снизу голоса.
Он кинулся
С третьего этажа было видно, как в нескольких десятках метров от подъезда посреди мостовой остановилась растерянная Люся.
К ней от канала бежали велосипедисты.
— Стой! — вопили они, стараясь перекричать друг друга.
Люся кинулась было бежать в другую сторону, но оттуда уже крутил педалями рикша.
«И чего же я не кинул коляску в реку!»
— В подъезд, Люся, в подъезд! — закричал доктор.
Люся подняла голову, увидела Леонида Моисеевича.
— Что? — крикнула она. — Что вы говорите?
И тут же на нее накинулся первый из велосипедистов.
Люся стала отбиваться и этим дала им повод ее бить.
— Не смейте! — закричал доктор. — Отпустите!
— Ах вот ты где! — обрадовался рикша.
И кинулся к подъезду.
Но доктор не стал его дожидаться, а побежал по лестнице вниз.
Он встретил рикшу на втором этаже. Рикша схватил его, он был куда сильнее и злее.
— Да я же не убегаю! — кричал доктор.
Рикша заломил ему руку за спину и так вывел его на улицу.
— Ну зачем вы так, — сказала Люся, когда их вели к каналу.
— Что так? — не понял доктор.
— Стали кричать. Они бы вас не заметили. А потом бы вы с Егором меня освободили.
Велосипедисты с шутками и гоготом мальчишек, выигравших футбольный матч у соседнего двора, связали пленникам руки перед животом и потащили их к набережной. Там взобрались на велосипеды — одни ехали спереди, натянув веревки, другие перекликались сзади.
Рукам было больно. Веревки дергались, узлы впивались в запястья.
Зато велосипедисты не слышали, о чем разговаривали Люся с доктором.
Доктор рассказал ей, что Егор уже находится в реальном мире, чем ее страшно испугал. Она не думала, не хотела думать об опасности для Земли или каких-то химических складах — ее Егорушка, ее единственное сокровище, ради которого стоит жить, ушел от нее.
Она и жалела его, и боялась за него, а то принималась казнить его и проклинать, потому что нельзя думать только о себе — разве так можно, кинуть ее в этой яме? «Я же за ним пошла бы куда хочешь, хоть на Северный полюс».
Потом ею завладела новая мысль:
— Леонид Моисеевич, а у вас еще вакцина осталась?
— Даже если бы осталась…
— Вы должны, вы обязаны меня тоже уколоть.
— Зачем? Не лучше ли подождать, пока вернется
— А кто его будет защищать? Он же все позабыл — его любой бандит убить может. Он же мягкий, он же тряпка!
— А ты?
— А я железная, я как кошка живучая.
— Ладно, — согласился доктор, чтобы утешить девушку. — Я тебе вкачу вакцины.
— Почему согласились? — Люся была охвачена подозрением. — А потом обманете?
— Глупышка. Кто нас с тобой подпустит теперь к вакцине? Неужели ты думаешь, что они тащат нас для того, чтобы кормить обедом и отвести в балет?
— Бросьте шутить! — Люся была настроена серьезно. — Мы убежим и отыщем Егора.
— Хорошо, — сказал доктор. — Сделаем, как ты велишь.
Он устал бежать за велосипедистами и готов был уже взмолиться о пощаде.
Но, на счастье, велосипедисты и сами устали крутить педали.
Они поехали тише, со скоростью шага, и пленники уже не так мучились, если не считать, что веревки держали их туго, так, что затекли руки. Доктор достаточно знал Берию, чтобы предположить, что их спрячут в казематах и Берия будет допрашивать обоих.
— Держись, Люся, — сказал он на прощание девушке, когда их подвели к ступеням Смольного.
Рикша остался у ворот. Ждать заданий.
Глава 13
Егор Чехонин
Егор недостаточно знал Петербург.
Он был там с отцом на школьных каникулах в девятом классе, отец считал себя просветителем и с утра доставал записную книжку, в которой были учтены все музеи и галереи, а также выдающиеся памятники архитектуры. Егор устал за неделю и мало что запомнил.
Но Егор думал, что у него есть преимущество перед агентами Берии. Вернее всего, они сбежали из мира раньше, и даже значительно раньше, чем он. Может, он думал так оттого, что Майоранский был похож на киноменьшевика, а Лядов — на Суворова. И одеты они старомодно.
Обычно люди одевались в Чистилище так, как привыкли делать при жизни.
Эти мысли промелькнули у Егора, пока он перемещался в свой старый мир. Само перемещение не занимает времени и в то же время объективно кажется долгим.
И тут он очутился в нашем с вами мире.
Он и не мечтал здесь очутиться. И все произошло так быстро, что он не подумал о Люсе. А сейчас, стоя на каменном полу пустого пыльного цеха, он вдруг понял, как плохо он поступил.
Хотя и не мог поступить иначе.
Но он не должен был — не имел права оказаться дома без Люськи. Это было предательством.
Пока сбивчивые мысли неслись в сознании, Егор осматривался и прислушивался.
Все было иначе.
Во-первых, воздух — живой, наполненный запахами и звуками.