Операция «Пальма-два», или Большое Плавание Рыбаков
Шрифт:
– Что вы грузили? – орал в штабе на трясущихся от страха солдат высокий худой полковник – начальник особого отдела армии.
– Чего дали, то и грузили, товарищ полковник, – оправдывались солдатики.
– Кто дал?
– Ваши. Ваши и дали. В штатском товарищи, – говорил старший из солдатской команды.
– Врешь! Врешь, вражина! – топал ногами полковник. – Наши не могли ошибиться. У нас за такие ошибки, знаешь, что полагается!
Полковник потерял дар речи от возмущения. В это время в комнату заглянул штатский,
– Вот он! – заорали солдаты все разом в сторону вошедшего особиста. – Он дал. Номер, говорит, 411567 бис. Берите контейнер и везите на борт. Так и сказал, товарищ полковник. А мы что! Мы того… Как велено, так и сделали. Привезли, погрузили. Там еще ваших трое было. Строгие такие!
Особист и полковник переглянулись и завращали друг на друга злыми глазами.
– Свободны! – пробурчал полковник солдатам.
Но те не двигались, будто пораженные столбняком.
– Свободны, болваны! – заорал полковник и ударил кулаком по столу.
Солдаты сорвались с места и, толкаясь в дверях, выскочили в коридор. Дробный грохот сапог свидетельствовал о том, что третий раз повторять приказ смысла не имело.
Наступила тишина. Полковник и особист, теперь уже растерянно моргая, смотрели друг на друга. Особист протянул полковнику толстую папку с документами и сглотнул слюну.
– Вот, – ни с того, ни с сего сказал он.
– Что «вот»?
– Досмотрели борт. Изъяли… документацию… государственная тайна…
– Вы что, идиот?
– Я бы попросил…
– Заткнись! Бегом в ангар, выясни, что погрузили! Немедленно! Самолет вернуть!
Он орал это вслед уже бегущему по коридору особисту. Тот прижимал к себе драгоценную папку и энергично семенил по дощатому полу.
Полковник схватился за трубку и хрипло распорядился в нее:
– Борт вернуть. У них на борту… – он запнулся, раздумывая, что сказать, – не все досмотрели.
– Есть, – ответил голос майора-диспетчера. – Разрешите доложить командованию?
– Я тебе доложу, гад! – крикнул полковник. – Тоже мне, докладчик хренов нашелся! Самолет верни! Немедленно!
Особисты выяснили: на борту транспортного судна в столицу Франции вместо подарочной рыбы летела абсолютно секретная ракета «земля – воздух», которой еще только предстояло пройти полигонные испытания. Ракета была подготовлена к боевым стрельбам, полностью укомплектована и готова к поражению цели.
Командир судна и радист переглянулись, услышав команду с земли вернуться.
– Вы что? – рассердился командир, – мы уже почти час в воздухе! Урал под нами.
– Выполняйте приказ! – орал майор-диспетчер. – Головой отвечаете!
Самолет резко развернулся, ракета на борту тяжело подпрыгнула, трое сопровождающих опять сорвались с мест и покатились по полу. Старший оказался рядом с грузом. Он больно ударился обо что-то головой. Поднял глаза и разинул рот –
– Мать моя женщина! – прошептал он с таким изумлением, что коллеги посмотрели на него с испугом. – Мы чего везем-то?
Еще через час самолет приземлился. Аэродром по периметру был окружен двумя ротами охраны. Ракету осторожно извлекли из брюха транспортника и покатили к ангару, а на смену ей уже везли «спецгруз», бойко бьющий хвостом внутри титанового контейнера. Подарок для президента, наконец, полетел по назначению.
Глава 8
– Дружба! Дружба! Демократия! – орал журналистам Егорыч. – Перепутали маленько! Тоталитаризм был…
Подробности той далекой рыбалки слушали, затаив дыхание. Когда немного сбивчивый, но весьма убедительный рассказ был завершен, многие зааплодировали. Посыпались вопросы: колкие, с издевкой, добродушные, глуповатые, с долей любопытства и недоверия. Егорыч разошелся не на шутку. Он зарделся, будто после парилки и доброй выпивки. На некоторых репортеров поглядывал с прищуром, хитрым, почти как на портретах Ленина, и, отвечая, даже немного картавил. Саша Власин отметил это про себя, с интересом наблюдая за Егорычем. Он почти ничего не врал, разве что…
Когда пресс-конференция закончилась, и последний осветитель свернул провода и упаковал в чемоданы горячие лампы, а журналисты уже неслись в свои редакции со свежим сенсационным материалом, Власин обнял за плечи Егорыча, и, подталкивая к машине, заметил:
– Все вроде бы верно, Егорыч, но… уж больно ты про президентов да премьеров лишнего насочинял. Признайся, браток, хотелось коснуться вечности?
– А чего я присочинил-то? Так все и было!
– Что-то я не припомню, чтобы тебя они… как бы сказать… замечали, что ли?
– А кого же! Тебя, что ли?
– Да я и не претендую.
Мужчины сели в машину, таксист обернулся с вопросом в глазах.
– Поехали, – скомандовал Власин, – в русское посольство.
– За Булонским лесом? – на всякий случай спросил таксист.
– За ним, за Булонским, – кивнул Власин.
– Чего это он? – поинтересовался Егорыч, не разобрав, о чем разговаривали Власин с таксистом.
– Спрашивает, кто ты. Лицо, мол, знакомо ему. Думал, что русский министр.
– Почему министр?
– По телевизору похожего на тебя видел, около Горбачева.
– Так это я и был. Небось, телевизионщики сняли, когда я ему вопросы сыпал, а таксист решил, что я это… министр. Бывает!
– Я так и сказал. А все-таки ты врешь!
– Чего я вру?
– Не заметили они тебя тогда. Ну, привез рыбину, ну, выволок ее на сцену. И чего? Один, что ли?
– А хоть и не один! Мне поручено было! Де Голль, знаешь, как меня обнимал, целовал даже. И Косыгин благодарил. Все! Это ты, Власин, от зависти! Но ты ведь тоже… это… участие принял.