Операция средней тяжести
Шрифт:
Не дождавшись ответа, Баталов повернулся и заспешил навстречу бегущим, в свое отделение.
В ординаторской почти никого не было: кто-то что-то нервно искал, кто-то одевался на ходу. Маленький седой Головин, без халата, спешно засовывал в кейс документы, вынимая их из ящика письменного стола. Увидев завотделением, запричитал:
– Кто б мог подумать, Алексей Михайлович?.. Нам все кажется, что тебя-то такое не коснется... А вот поди ж ты... Я и домой не стал звонить. Не дай Бог, узнают. А у жены слабое сердце...
– Виталий Георгиевич!
–
– У нас сегодня две операции?
– Да. Две, - опешил старик.
– "Двенадцатиперстная" и "желудок". Сизова и Шнайдер. Но у Сизовой вчера подскочило давление.
Баталов кивнул.
– Так вот. В связи с новыми обстоятельствами я предлагаю другую схему... Если вы, конечно, ее поддержите.
– он взглянул в окно.
С высоты второго этажа было видно, как по больничному двору снуют люди, милиция, бежит человек с собакой. Бело-красного "рафика" "скорой помощи" из окна видно не было.
– Операция, - сказал Баталов, - Виталий Георгиевич, сегодня будет одна. Но срочная. Только что поступил "острый живот". Я сам смотрел - перитонит. В последней стадии. Но вытащить можно.
Головин ошалело опустился на стул, поставил кейс на колени, из него торчал плохо сложенный белый халат. Произнес:
– Да вы с ума сошли! Уже никого нет - все эвакуировались. Ни врачей, ни медсестер...
– А где Шумилов? Тоже э-ва-ку-и-ровал-ся?
– Стол Шумилова был пуст. Он, между прочим, сегодня должен был мне ассистировать.
– Нет-нет, - заторопился Головин, - Василий Николаевич пошел к вам в кабинет. Вас искал.
Без привычных халата и шапочки Головин показался тщедушным, растерянным, старым. И Баталов пожалел о своем предложении.
– Вы простите, Виталий Георгиевич, - понизил он голос.
– Идите домой. Мы с Васей справимся. А вас я задерживать не смею. Так что - идите...
И Баталов поспешил к себе в кабинет.
Больница была пуста, точно вымерла. Двери затихших палат, кабинетовнастежь. Там и сям валялись вещи, бумаги. Звонил, надрываясь, телефон - как с того света. Здание напоминало опустевший корабль перед гибелью.
Дверь в его кабинет была приоткрыта. Обрадовался - Шумилов! Ах, как он сейчас был ему нужен! Баталов вошел и замер от неожиданности - в кабинете никого. Подошел к окну, на площади перед больницей машина Шумилова отсутствовала, как и другие машины. Было от чего прийти в отчаяние. Шумилов... Головин... Медсестры... Ординаторы - никого... А Эмма?.. Если ушла - к лучшему. Рванет - останется жить. В этот момент зазвонил телефон. Баталов с опаской поднял трубку:
– Алексей Михайлович, - голос Эммы был бесстрастен, по-деловому строг.
– К операции все готово. Наркоз дан. Мы вас ждем.
– Кто это "мы"?
– Я, Головин Виталий Георгиевич и... больной.
Баталов, как обычно перед операцией, ответил:
– Сейчас буду.
Тем временем на пустынном больничном дворе шла другая операция. По обезвреживанию взрывного устройства. Сапер в черном джинсовом костюме, экипированный в бронежилет, шлем, наколенники и защитные щитки, походил скорее на скандинавского викинга. Он сел на корточки перед смертоносным грузом и включил фонарь. В наушниках равномерно, раз в три секунды, раздавался щелчок. Детектор помогал следить за взрывателем, который находился между большими матрасными мешками. Пестрые провода тянулись к мобильному телефону. Трубка прикручена скотчем.
Сапер видел подобное не раз. Запал, взрыватель, часовой механизм, телефонная трубка... Но главное - "сюрпризы". Они опасней всего... Человек в черном осторожно отодвинул в сторону один матрас, освободив подход к связке толовых шашек. Лег на бок перед этой адской машиной... Вот он достал нож. Выскочило лезвие, острое, как бритва. Сапер аккуратно перерезал скотч. Так, вроде - ничего, вроде все идет по плану... Теперь надо осмотреть остальное... Спокойно... Спокойно... Но капли пота выступили на лбу...
– Протри мне глаза, - сказал Баталов Эмме, - ничего не вижу.
Над операционным столом горел пронзительно яркий свет, звякали инструменты. И двое врачей в белых масках, в зеленых халатах и шапочках склонились над окровавленной, обложенной салфетками полостью неподвижного пациента, прикрытого простынями.
– И лоб, лоб протри, - повторил Баталов.
Эмма ловко промокала тампоном его лицо.
Баталов вдруг произнес:
– А вот и язва... Вот она, голубушка... Аппендикс аппендиксом, а ее я сразу подозревал...
– Ах, вот даже как...
– протянул Головин и быстро сверкнул на Баталова карими глазами.
– Ваше решение?
– Да какое тут может быть решение? Будем шить... Вот тут... Накладывать анастамоз между желудком и тонкой кишкой.
– Окэйюшки, - кивнул Головин.
– Хотя риск есть.
Язва была маленькая, диаметром не больше сантиметра, но из нее обильно выделялось содержимое желудка. Края были воспалены и при затягивании швов в некоторых местах прорывались...
Баталов взглянул на часы над дверью - прошло почти два часа. С облегчением понял, что самое страшное позади. Тем более что за дверью, за стенами операционной появились признаки жизни - стали слышны звуки и голоса.
Больница оживала. Хлопали двери палат, кабинетов - персонал двинулся по местам. Появились и больные. Одни подавленные, другие шумные, возбужденные. Но все обсуждали, рассказывали, делились пережитым.
Баталов с Головиным устало шли по коридору. С ними здоровались, часто по второму разу. И что-то особенное было в этом житейском "Здрасьте..." Гремели каталки с едой. Запахло супом и хлебом. Это везли обед из пищеблока. А еще везли горячие, полные чайники, пакеты с кефиром, а к ним - печенье и плюшки. Баталов остановился возле одной из таких каталок и, улыбаясь, по-быстрому, как мальчишка, ухватил с тарелки пару ароматных плюшек.