Операция "Вечность" (сборник)
Шрифт:
— Откуда ты взялся? — спросил один из людей. Его голос доходил до Корна через небольшой динамик, укрепленный у шеи.
— Не знаю. Просто попал в грязь.
— В живых не осталось никого, — вмешался второй. — Ты должен сказать, как сюда попал.
— А что с городом? — спросил Корн. — Я жил в нем.
— Города больше нет. Его смело взрывом.
— Каким взрывом?
— Ядерным. Почему, не знаем.
— А люди?
— Погибли все.
— Я жил там, — повторил Корн.
— Где ты переждал взрыв — вот что я хочу знать, — снова сказал первый.
— Там, в настоящем мире.
Люди в скафандрах переглянулись.
— Не знаю, как ты остался
Корн уже не слушал. Он думал, что Комы нет и не будет, как нет города и всего, что он помнил.
"Мое время, мое настоящее время вернулось на свое место, в небытие, — подумал он. — И теперь я действительно одинок. То, что существовало здесь, не было для меня просто иллюзией. Это была вторая действительность, настоящая, собственная, знакомая. Но если они могли воспроизвести ее один раз, то могут воспроизвести и второй. А может, не хотят. Может, сделали все это специально для меня… Только зачем? Может, это эксперимент и я должным образом не проделал чего-то? Как с крысой. Правильный ответ — награда, неверный — наказание. Это называется допинг. Но, пожалуй, они не станут экспериментировать со мной таким образом. Я — человек, и они — люди".
Он глядел на уходившую за горизонт черную равнину, на людей в скафандрах, которые вели измерения и обменивались какими-то замечаниями, и вдруг представил себе, что Кома здесь, рядом.
В тот же момент раздался хлопок, словно лопнул воздушный шарик. Изображение исчезло, и Корн, оказавшись в сером, безликом пространстве, услышал голос:
— Противоречие. Конец сеанса.
Он лежал на кровати, в этой странной чужой комнате Тертона, а из-за гор вставал рассвет. Потом несколько раз подавал звуки видеофон — кто-то хотел его видеть, но он лежал неподвижно, уставившись в потолок.
"Ее попросту нет и уже не будет, — подумал он. — Такой мир не уничтожают за здорово живешь. Это уничтожение было полным и окончательным. Она не играла в песочнице, не писала диссертацию, эта девушка, Кома, которая одновременно существовала и не существовала. Персонификат Опекуна, точно такая, как мы, люди. А ведь мы только тем и отличаемся от них, что отказываемся принять гипотезу о собственной персонификации. Поэтому мы представляем собой ценность сами по себе, абсолютную ценность. А их можно ликвидировать, уничтожать, переделывать, совершенствовать, потому что они вторичны, хотя и кажутся такими же, как мы. Зато они неуничтожимы физически, так же неуничтожимы, как сам Опекун, и поэтому я мог разговаривать с Карой, видеть ее, прикасаться к ней, хотя в действительности даже не знаю, какой она была, когда я начал ожидать. Впрочем, что значит "в действительности?"
Он подумал, что хотел бы отыскать след той девушки, которая потом стала его женой, след, оборвавшийся много десятков лет назад, когда он еще ожидал в жидком азоте, а она уже перестала существовать. Он подумал, что Кома была ею лишь потому, что вопрос о следе не имел смысла, его нельзя было задать, не отказавшись одновременно от Комы. А Кома была действительно, что бы это слово ни означало.
Но если Кома воплотила в себе Кару, значит, где-то существовал источник сведений о ней, иначе бы ее образ в Коме не был столь достоверен. Какой-то объективно существующий в физическом мире источник, который можно описать, изучить и действительно глубоко познать.
Он подумал о Норте, который знал об этом мире больше него, дебютанта Корна.
Он связался с компьютером поселка и спросил, где сейчас находится Норт.
— Начинает лекцию. Корпус «С», третий подъезд, — ответил компьютер бесцветным голосом машины.
Через минуту Корн был уже в поселке. Еще чувствовалась ночная прохлада, хотя солнце уже пригревало. Корпус «С» оказался недалеко, но когда Корн вошел в аудиторию, лекция уже началась. Спотыкаясь в полутьме о чьи-то ноги. Корн с трудом отыскал свободное место.
— Что значит слово "сейчас"? — произнес Норт и замолчал, словно ожидая ответа от зала.
Корн осмотрелся. Он сидел во втором ряду в небольшой аудитории. Вокруг чужие незнакомые лица. Освещено было только возвышение. Там, перед огромным, во всю стену, экраном, на котором застыла зеленая, стремившаяся вверх экспонента с рядами цифр и знаков, стоял Норт.
— Вы видите, — продолжал Норт, — что любое дискретное состояние, взятое наугад из ряда описанных состояний, отвечает на этот вопрос. Можно бы, хоть это и расходится с нашими представлениями, ряд таких состояний считать метавременем Космоса. Однако я не стану применять такое определение, поскольку его физический смысл сомнителен и наверняка не имеет ничего общего со знакомым нам понятием времени, локально определяемым массой объекта.
Очевидно, трудно говорить об интуитивном восприятии обсуждаемой модели, однако представим себе множество звезд вместе с их излучением в обычном трехмерном евклидовом пространстве. Для единичной звезды, если принять ее за центральный пункт, излучение представляет собой как бы концентрические шары, разбегающиеся в бесконечность. Теперь взглянем на проблему иначе: не излучение покидает поверхность звезды, а размеры звезд, точнее, вся метрика пространства сжимается, — Норт сделал жест руками, — так, что в каждый следующий наблюдаемый момент каждая звезда оказывается на величину эйнштейновской постоянной меньше, чем в предыдущий. Как я уже показал, этому не подчиняются лишь частицы, лишенные массы покоя. Итак, концентрические шары излучения есть не что иное, как видимые нами изображения звезды в следующие друг за другом моменты ее наблюдения. При этом введенное преобразование носит такой характер, что для каждых двух звезд расстояние, измеряемое в новых единицах после видоизменения, численно равно тому же расстоянию в старых единицах до видоизменения, а кроме того, после видоизменения остатки их предыдущих поверхностей, то есть то, что мы именуем излучением, остаются концентричными в отношении каждой звезды до ее видоизменения.
— Значит ли это, — спросил юноша, сидевший позади Корна, — что, наблюдая какую-либо звезду, мы пересекаем взглядом по меньшей мере одну из ее предыдущих поверхностей?
— С такой формулировкой трудно согласиться, но я считаю, что сама по себе мысль правильная, — Норт улыбнулся. — Более того, с той же степенью неточности можно сказать, что мы находимся внутри бывшей оболочки любой произвольно выбранной звезды.
Кто-то с другого конца зала задал вопрос, которого Корн не расслышал.
— Да, — ответил Норт, — при таком подходе так называемая скорость света качественно отличается от других скоростей. Впрочем, из рассмотрения нашей модели ясно, почему она представляет собой скорость ограниченную и недостижимую для тел, имеющих массу покоя, и это есть вывод, а не исходное положение.
— А путешествия во времени? — спросила женщина из первого ряда.
— Увы, не в этой модели. Время, точнее, последовательность событий в нашей модели носит однозначный необратимый и объективный характер. Не чуждое древним философам подозрение, что время есть лишь способ восприятия света, должно быть отброшено.