Оперативный простор
Шрифт:
Его взгляд упал на меня.
— Товарищ, вы ко мне?
— Если вы следователь Самбур, то к вам, — поднялся я.
— Да, это я. Заходите, — коротко бросил он.
Мне сразу не понравилась откровенная неприязнь, с которой следователь смотрел на меня. Совершенно непонятно, чем она была вызвана — виделись мы впервые в жизни, да и цели своего визита я ещё не сообщил.
Женщина в кабинете оживилась. Курить она закончила и теперь что-то записывала в прошнурованную тетрадь.
— Как всё прошло, Ваня? — подняла голову она.
— Нормально,
От интонации в его голосе веяло чем-то нехорошим, я интуитивно почувствовал, что разговор у нас не склеится. Хороший опер такие вещи улавливает на ходу. Хватило секунды, чтобы считать на кого я нарвался.
Зря я начал с него, очень зря. Передо мной был яркий типаж упёртого фанатика, который не способен рассматривать иные точки зрения, кроме собственной.
Жаль, время невозможно обратить вспять. Но раз уж я здесь, отступать было поздно.
— Присаживайтесь, — пригласил следователь.
Я сел напротив его стола.
— Так по какому вы вопросу, гражданин? — вроде буднично спросил следователь, но потому, что меня не назвали товарищем, было ясно — у Самбура имелось какое-то предубеждение на мой счёт.
Только непонятно, чем оно вызвано…
— Я насчёт уголовного дела в отношении Александра Быстрова, — произнёс я.
— Ну и? — откинулся на спинку стула Самбур.
Он явно напрягся и был взведён как пружина в часах.
— Дело в том, что я прихожусь Александру родственником. Он — свояк, муж моей сестры — Екатерины Быстровой, — всё сильнее понимая, что влипаю по полной, сказал я.
Теперь во взгляде Самбура появилось плохо скрытое презрение.
— Свояк значит… Ну-ну. Тогда у меня для вас плохие новости: дело практически закончено, остались небольшие формальности. Через пару дней отправлю его в суд.
— То есть вы считаете, что Александр — убийца?
— Убийца он или нет — определит суд, — брезгливо, сквозь зубы, бросил следователь.
— Но лично у вас никаких сомнений на этот счёт нет?
— Знаете что — гражданин… Не знаю, с какой целью вы сюда явились и что вынюхиваете, но я начинаю думать, что здесь попахивает какой-то провокацией. Если вы в сию же секунду отсюда не уберётесь, я вызову милицию и распоряжусь задержать вас до выяснения обстоятельств, — Самбура аж затрясло.
— Может не стоит так кипятиться, товарищ следователь, — устало произнёс я.
— Какой я тебе — товарищ! — вспыхнул тот.
— Ваня! — окликнула его Раиса, но Самбур ожёг её недовольным взглядом.
— Не вмешивайся, Рая! Никогда не позволю всякой контре — явной или скрытой, звать себя товарищем. Валите из моего кабинета, гражданин хороший, и не вздумайте больше подгребать сюда. Приговор над вашим родственничком узнаете из суда. Надеюсь, впаяют ему по полной! — разошёлся следователь.
Завёлся он не на шутку. Теперь всё стало
Очень хотелось бросить ему в ответ что-то обидное, ткнуть носом в его же собственное дерьмо, но, боюсь, этим я лишь наврежу Александру. При желании следак может конкретно подгадить. Даже если кажется, что хуже некуда, выясняется, что дна у ситуации нет.
— Я вас понял, гражданин следователь. Не надо никакой милиции, я сам уйду, — поднялся я с места. — Приношу свои извинения, если был неправильно понят.
— Валите отсюда, гражданин! Валите быстрее! — процедил Самбур.
— Действительно, — спохватилась Раиса. — Вам нужно побыстрее покинуть кабинет. Давайте, я вас провожу.
— Да я вроде сам найду дорогу… — произнёс я, но Раиса уже подхватила меня за локоть и практически вытолкала из кабинета, выйдя вместе со мной за дверь.
Там она приблизилась ко мне и прошипела:
— Вы что — с ума сошли?
— А в чём дело? — не понял я. — Я сделал что-то не так?
— Вы всё сделали не так! — устало вздохнула Раиса. — Зачем явились к Самбуру в таком виде?
— А чем плох мой вид? — Я окинул взором костюм, в который переоделся у Кати.
— Вы одеты как «бывший», а Ваня терпеть не может нэпачей и вообще всё, что связано со старым режимом.
— По-моему, по одёжке только встречают, — заметил я.
— Как вам сказать… Понимаете, Иван — он ведь не всегда был таким. Просто когда-то его поймали колчаковцы — выдал какой-то профессор, из сочувствующей белым интеллигенции. Ваню пытали, пытали зверски — у него на теле живого места нет. А потом повели на расстрел. Только ему повезло — его ранило, но колчаковцы решили, что он мёртв и бросили его тело к вырытую яму, где лежали трупы, десятки трупов других замученных и истерзанных людей. Иван выжил каким-то чудом. Он — хороший человек, добрый, умный, понимающий — вот только с тех пор у него в мозгу пунктик на контру, — заговорила Раиса, и по её тону и словам я понял, что она любит Самбура.
— А я, значит, одет как буржуй и потому похож на контру, — покачал головой я.
— Да, — подтвердила Раиса. — К тому же вы заговорили о деле Быстрова, вашего родственника. Он ведь в прошлом белый офицер, стрелял и пытал таких, как Ваня. Так что ничего другого от Ивана вы бы никогда не услышали…
— Мне очень жаль, что у вас с Иваном сложилось такое неправильное мнение обо мне, — вздохнул я. — Попробую кое-что прояснить. На мне сейчас костюм с чужого плеча — мои вещи, к сожалению, промокли до нитки, пришлось позаимствовать кое-что из гардероба свояка. Ну, а сам я — в некотором роде ваш коллега, работаю в уголовном розыске, только не в Петрограде. — Я достал удостоверение и показал его Раисе. — Вот, пожалуйста.