Оперативный простор
Шрифт:
Бодунов достал такой же.
— Ладно, — вздохнул я. — Воюю своими. Вы мне хоть покажите карточку этого Борща, если есть, конечно. Я ведь в глаза его не видел.
— Это запросто, — заверил Кондратьев. — Момент!
Он достал из выдвижного ящика стола несколько фотографий, покопался в них и показал одну мне. На ней был изображён угрюмого вида мужик с характерным лицом, про которое принято говорить, что оно, дескать, не обезображено признаками интеллекта.
— Вон, любуйся. Физиономия словно иллюстрация теории Ломброзо. Ночью приснится — не отмашешься. Убийца
— Ага. Запомнил, — подтвердил я. — Встречу — не перепутаю.
— Тогда собираемся.
Сдав Цыгана конвоиру, мы поспешили на улицу.
— Далеко добираться? — поинтересовался я.
— Да рукой подать, — начал отвечать Кондратьев и сразу спохватился:
— Стоп, ты всё равно город не знаешь. Но не переживай, долетим с ветерком. Для таких срочных выездов товарищ Петржак — начальник угро — велел держать специальное авто.
В легковой автомобиль почти на ходу запрыгнул ещё один сотрудник.
— Уф, еле успел, — вытирая пот со лба сказал он. — Ветров сказал, что вы едете Борща брать, а я как раз освободился.
— Товарищ Шуляк, — коротко представил его Кондратьев. — А это товарищ Быстров — наш добровольный помощник.
Мы обменялись рукопожатиями.
Машина вылетела на Невский — если быть точнее, сейчас он носил название Проспекта 25-го октября, вот только вывески на домах ещё не сменили. Да что говорить про обычные дома, если даже на здании губернского уголовного розыска всё ещё висела табличка с адресом «Адмиралтейский проспект, дом 8».
— Гони, Федя, гони! — нетерпеливо произнёс Кондратьев.
— Я и так выжимаю из «Фиата» последние соки! — сразу отозвался водитель. — Куда сильнее-то!
Внезапно на тёмном перекрёстке откуда-то сбоку вылетел грузовик. Мелькнула открытая кабина, дощатый борт кузова. Шофёр явно не видел нас, машина шла наперерез нашей.
— Твою мать! — заорал Федя, выкручивая руль.
Но было уже поздно.
«Фиат» на большой скорости впечатался в борт грузовика. Раздался треск, звон, визг тормозов, меня перебросило с заднего сидения на водительское, а Кондратьева словно катапультировало — он кубарем перелетел через капот и исчез где-то впереди.
Я с трудом приподнялся, башка кружилась, в ушах звенело, во рту чувствовался привкус крови — кажется, разбил губу.
— Серёга, где Серёга? — крикнул Бодунов.
Он чудом удержался на своём месте, наверное, успел за что-то схватиться перед ударом.
Я слабо махнул рукой.
— Где-то там. Сейчас проверю.
Появился насмерть перепуганный водитель грузовика — в кепке, стёганной телогрейке.
— Мужики, все живы? — простуженно просипел он.
— Ты чего творишь, сучёныш! — накинулся на него наш водитель — Федя. — Тебя, сволочь этакую, не учили на дорогу смотреть?! Да если из-за тебя, гад, люди погибли — я ведь лично на месте шлёпну, как контру!
— Вы что?! — Шофёр попятился. —
Федя начал крыть его трёхэтажными матами.
Под его громогласную ругань я наконец выбрался из автомобиля и обнаружил Кондратьева. Будущая легенда советского сыска сидела на земле, рядом лежала слетевшая при аварии с головы кепка.
— Ты как? — спросил я.
— Ещё не понял, — признался он. — Такое чувство будто рядом снаряд от трёхдюймовки жахнул. Ощущения непередаваемые.
— Встать можешь?
— Отчего же не смочь? Смогу. — Он резво вскочил на ноги, затем нагнулся, поднял с земли кепку и, стряхнув с неё грязь, снова нахлобучил на голову.
Потом с сожалением оглядел изгвазданный костюм.
— Даже не знаю, как теперь жене на глаза показаться… Видок, наверное, хуже босяцкого.
— Главное, что живой, — успокоил его я.
— Это верно, — усмехнулся он.
ДТП — оно и в начале двадцатого века — ДТП, то есть ничего хорошего. Из позитивного было разве то, что самой пострадавшей стороной оказался несчастный «Фиат» уголовного розыска. Со слов Феди чинить её будут долго и мучительно: главной проблемой было отсутствие запчастей.
Сам водитель и пассажиры, конечно, пострадали, но дальше синяков и ушибов не зашло, хотя показаться врачу необходимо — тем более мне, я ведь ещё не вылечил руку. Кровь на повязке не выступила — хоть тут повезло.
Как часто бывает после таких событий, все были взбудоражены и переполнены адреналином просто под завязку.
Скажи кому, что попаду в аварию, устроенную на перекрёстке двумя допотопными авто — не поверят. Хотя, сама по себе история с моим переносом — невероятнее некуда. Так что удивляться нечему.
Фёдю пришлось оставить на месте происшествия, а мы вчетвером отправились к хате, на которой скрывался Борщ, пешочком.
По пути я расспросил Кондратьева, чем же знаменит этот самый Сеня Борщ.
— Та ещё сволочь, — пояснил Сергей. — Раньше был карманным вором, потом переквалифицировался в налётчика. Очень дерзкий и наглый, жизнь человеческая для него копейка — убьёт и даже не поморщится.
— С психикой у него вообще плохо, — подхватил Шуляк. — Представляешь, зимой людей на морозе раздевал догола в подворотне и холодной водой обливал, чтобы те, значит, совсем околели. Не лень с собой было ведра таскать! Мы как-то его из-за ведра этого чуть не поймали — мужика одного вечером на улице приметили: смотрим — вроде под описание подходит, вёдра на коромысле куда-то прёт. Мы его тормознули: мол, документики покажите, гражданин хороший, а он шпалер достал и ну палить!
— Ушёл? — спросил я.
— Ушёл, — вздохнул Шуляк. — Потом ещё три раза засады устраивали на него: наколочки вроде были верные и действовали аккуратно, а поди ж ты — угрём выскальзывал. Про него байки ходят, что заговорённый, мол, бабка какая-то нашептала да так крепко, что не подступиться ни с какой стороны, но это всё, конечно, тёмные предрассудки… Не верят у нас в это.
— Ну, кто не верит, а кто, говорят, эту самую бабку-то и искал, — подмигнул Кондратьев.
Шуляк смутился: