Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию (c гравюрами)
Шрифт:
14 того же месяца мы получили попутный ветер, а именно с ССВ; он нас опять подвинул вперед на хорошую часть пути. К полудню мы дошли до часовни Иванчуг, в 30 верстах от Астрахани. За ней находится главное место рыбной ловли, которое они зовут учу[гом]; оно принадлежит Троицкому монастырю в Астрахани. Здесь Волга делится на много потоков и образует различные острова, которые все, равно как и побережье Каспийского моря направо вплоть до реки Койсу, поросли длинным тростником и низким кустарником. В числе их находится и [остров], именуемый у них Перул [276] ; он лежит в 16 верстах за учугом. На нем стоял высокий деревянный дом, над которым на длинном колу была поставлена овечья голова. Нам сообщили, что здесь погребен татарский святой, А у гроба которого татары, как и некоторые персы, когда они собираются ехать через море или же счастливо перебрались через него, закалывают овцу, принося часть ее в жертву, а остаток съедая в качестве жертвенной трапезы; при этом с особыми церемониями совершают они свою молитву. Голова овцы остается поставленной на колу до тех пор, пока не совершится новая жертва или пока голова сама не свалится. Это место у русских называется «татарским мольбищем».
276
Перул. На современных картах он нами не найден.
За этим островом налево в сторону суши тянется длинный плоский холм, на котором мы видели очень много татарских хижин.
К вечеру мы пришли к другому месту рыбной ловли, до которого считается 15 верст от моря; здесь Волга, в защиту от нападений гуляющих по морю казаков, заграждена частоколом и охраняется ста стрельцами. За этим частоколом мы устроили свою ночевку в проливе между двух островов. Мы видели вокруг этих мест очень много тюленей, а также колпиц-лопатней, у которых клюв спереди точно сплющенная ложка, далее много зобатых гусей, которых русские зовут «бабами», персы «кутанами», негры в Гвинее «бумбу», Плиний, Альберта и Альдрованд — Onocrotalus (так как иногда, опуская клюв в воду, они кричат по-ослиному); зовут их и пеликанами. Чтоб, однако, это были такие пеликаны, каких изображают художники и о которых говорили древние или каких еще и теперь при сравнениях с пролитием крови Христа упоминают некоторые духовные лица, — этого я на здешних не замечал. Впрочем, и Альдрованд полагает, что тех пеликанов, [о которых существуют сказания], вовсе и не имеется в мире.
Три года тому назад подобный зобатый гусь за деньги показывался в Голландии, где его выдавали за настоящего пеликана. Однако птица эта во многих отношениях похожа на обыкновенного гуся, особенно своими ступнями, короткими ногами, шеей и перьями. По величине она, однако, превосходит лебедя; ее красный клюв длиной почти в 3/4 локтя и шириной в 2 пальца; спереди он изогнут книзу крючком. Внизу на клюве и на горле висит большой кошель из тонкой сморщенной кожи, который до того растягивается, что можно ступить в него ногой в сапоге или же влить в него 5 кувшинов воды. В этом кошеле эта птица собирает рыбу; у нее также очень широкое горло. В некоторых местах жители приручают этих птиц, так что они входят в дома и выходят из них; ими пользуются и для рыбной ловли, завязывая им в таком случае ленту на шею, чтобы они не глотали рыб, но приносили их домой в кошеле. Персы пользуются подобными кошелями для ручных литавр или обтягивают ими в Гиляне свои скрипки. Когда подобный кошель растянут, он становится прозрачным, подобно бычьему пузырю. Очень странную историю, по словам Альдрованда, рассказывает Франциск Санкций: будто однажды подобная птица, когда он был на охоте, по тяжести своей не могла убежать и была поймана, и в ней нашли проглоченного ею младенца негритенка. Эти птицы, как говорят, встречаются часто на морском побережье Африки, в особенности в Гвинее; здесь жители употребляют их в пищу. Посол Крузиус однажды подстрелил одну из них на каспийском побережье; когда крылья были расправлены, концы их оказались друг от друга на расстоянии почти пяти локтей; от шеи до ног растянутый пеликан был длиной с мужчину; голову его я взял с собой и подарил в готторпскую кунсткамеру. Кто желает иметь больше сведений об этой птице, тот пусть прочитает в недавно вышедшей в Риме книге индийского медика Франциска Эрнандеца «Historia plantarum, animalium et mineralium Mexicanorum». Здесь сказано, что в некоторых местах, особенно в Мексике, у этой птицы, как говорят, клюв усажен зубами. Тут же говорится, что пеликан водится во многих частях мира, и поэтому может быть назван космополитом. Там же помещено очень подробное рассуждение, действительно ли, как полагает Альдрованд, под описываемой у Аристотеля в «Историях о животных», кн. IX птицей понимается и подразумевается этот зобатый гусь; автор в этом деле полемизирует с Альдровандом.
Наряду с этой птицей мы видели и другую, нам неизвестную породу птиц, довольно схожую с утками, но несколько больше, с длинными шеями и круглыми крепкими клювами, также с крючком спереди; их перья везде черны, как у ворона. Перья, вытащенные нами из крыльев, были столь же тверды, как вороньи, но больше вороньих: они были нам очень удобны для черчения и рисования. Русские зовут эту птицу «баклан»; говорят, она вылетает больше ночью и летит на воду. Кажется, что это чуть ли не та птица, которую Альдрованд в своей «Ornithologia», кн. XIX, стр. 58, называет «avis Diomedea». Многие качества обеих птиц совпадают, с той лишь разницей, что «баклан» черен» как смоль, а птица Альдрованда серого или пепельного цвета.
15 октября мы прибыли к устью или входу в Каспийское море; оно расположено в 12 милях от Астрахани. Здесь там и сям видны были многие небольшие, поросшие тростником возвышения и острова; протекая вокруг них, Волга направляется в море; поэтому некоторые и полагают, что Волга впадает в море столь многими разделенными потоками. Целых 6 миль тянется исключительно вязкий тинистый грунт, на котором воды повсюду было не более 4 или 5, или в крайнем случае 5 1/2 фут. Поэтому мы зачастую усаживались на дно и застревали в тине, так что в 7 дней, пока ветер дул к морю, мы, после очень хлопотливого перетягивания корабля то туда, то сюда, успели пройти не более 4 миль.
Наиболее трудными днями для нас были 18 и 19 октября. 18 мы налетели на мель в 5 фут. После того как мы, через 5 часов крайне усиленной работы, перебрались через нее и получили 6 фут под собой, мы заметили, что попали лишь в яму, вокруг которой повсюду было еле 4 или 4 1/2 фут. Поэтому с таким же трудом нам пришлось тащить судно обратно на прежнее место. Когда ночью ветер перешел на СЗ, вода заметно спала, так что мы сохранили лишь 3 фута, и корабль глубоко уселся в ил. Хотя мы с помощью татарской баржи и нашей шлюпки и освободили корабль от тяжелого груза и якорей, а люди наши целый день, без еды и питья, несли лошадиную работу, тем не менее успеха не было, и нам пришлось терпеливо ждать счастья и хорошего ветра, чтобы, поднявшись с моря, он нагнал воды. Некоторые из нас, вследствие этого, не мало испугались, подумав, что казаки могут нас здесь продержать как бы пленниками. К тому же еще опустился густой туман, и мы едва могли видеть что-либо на расстоянии длины корабля. Когда при этой пасмурной погоде нам повстречалась русская баржа, шедшая с моря, и неизвестно было, что за народ в ней, то, по приказанию посла Брюг[ге]мана, над ней дан был выстрел из пушки. Русские были крайне недовольны, начали нас всячески бранить, говоря, что вода принадлежит его царскому величеству, и для них столь же свободный проезд по ней, как и для нас; если же у нас такая охота пострелять, то пусть бы взялись за казаков, которые ждут нас в море. После того мы еще два раза встречали русские баржи; когда мы их любезно окликнули, то они прислали послам в подарок прекрасные черкасские плоды, как-то: очень большие груши, грецкие орехи и мушмула.
21 октября, при тихой погоде, к вечеру, вода начала прибывать, достигла высоты в 5 фут, и нам стало несколько легче стаскиваться с места и передвигаться дальше в море. 22 с моря подула сильная буря, особенно с ЮЮВ, так что вода поднялась еще на 9 пядей. Так как эта буря продолжалась целых 5 дней, то мы все это время принуждены были простоять тихо на одном месте.
23 того же месяца я при восходе застал солнце на ясном небе, причем оказалось, что, судя по компасу, оно взошло на 22° более к югу, чем следовало ожидать. Отсюда можно заключить, что склонение магнитное в данном месте составляет 22° от севера к западу.
27 того же месяца ветер несколько улегся, мы снова поместили груз на корабль; рассчитали татарскую баржу и пошли на парусах. Однако, пройдя не более мили, вновь застряли на грунте; поэтому мы тотчас отправили нашу шлюпку назад, чтобы звать татар обратно. Когда 28 рано утром корабль опять оправился и мы заметили, что с Волги за нами идут 13 парусов, то мы, полагая, что это, вероятно, персидский и татарский караваны, оставили татар и стали поджидать приближающиеся суда. Оказалось, что это князь Мусал, два персидских купца и 600 стрельцов с полковником на нескольких лодках, посланные царем для занятия гарнизоном города Терки. Когда мы увидели, что наш русский лоцман не знает ни пути, ни плавания, а между тем мы не могли найти нашего пути и по обычным сухопутным и морским картам (они, как видно из нашей прилежно намеченной и приложенной в конце книги карты, совершенно неверны), то мы и старались найти среди русских хорошего путеводителя. Поэтому вечером, когда корабли стали, мы пошли приветствовать стрелецкого полковника и пригласили его к нам на судно. Этот последний, после хорошего приема и угощения разными ценными напитками, лестными словами и с трогательным выражением лица начал выхвалять свое доброе сердце и любовь к нам, говоря, между прочим, что «у него сердце плакало и он не мог заснуть, пока не увидел нас опять здоровыми; о нашем благополучии он должен немедленно сообщить воеводе в Астрахань». Он радовался, что оказался случай услужить нам, и сказал, что все его люди в полном нашем распоряжении; он обещал сейчас же прислать со своего судна самого лучшего лоцмана и сделал еще много услужливых обещаний, которые нас, при тех обстоятельствах, в которых мы находились, не мало обрадовали. Однако, как только он попал на свое судно, он сейчас же поднял паруса и уехал, может быть — потому, что мы сейчас же не пошли к нему навстречу с «посулом», или подарком, к чему все русские привыкли, и не наполнили ему рук.
Этот солдат был так одарен бесстыдством, что в Терках потом с другими знатными господами без стеснения опять поднялся па судно, чтобы посетить послов. Когда ему напомнили об этой проделке, он ответил только: «Я виноват».
Когда мы таким образом были обмануты, мы послали на чужое персидское судно с просьбой о совете и помощи. Перс, патрон судна и в то же время хозяин груза его, сам взялся быть нашим лоцманом. Он передал своим слугам свое судно и грузы и направился к нам — чего бы мы не легко предположили даже и о христианине. Перс этот хорошо знал море, понимал компас, хотя большинство персов плавают не по нему, направляют и устраивают свое плавание или лишь по берегу суши, от которой они не отдаляются далее 3–4 миль, или по Полярной звезде. Когда он этой ночью около 11 часов пришел на судно и увидел, что погода хорошая и сияет луна, он велел поднять якорь, направил курс к югу, и при слабом восточном ветре мы легко пустились в путь. Именно в этот же самый день мы за год до этого в Балтийском море также стали под паруса у Травемюнде и притом с той же удачей. В течение всей этой ночи воды было не более 10 фут, но потом глубина стала увеличиваться, дошла до 3 сажен и немного более. По правую сторону поднимается в 4 холмах суша, которую они называют здесь Сухатер [277] , откидывая в море длинный мыс или уголь. Конец этого мыса считается в 100 верст, от Астрахани и 200 от города Терки, но версты эти невелики.
277
Сухатер. Его на нынешн. картах нет.
29 того же месяца мы при приятном солнечном свете шли с ветром с ЮВ и в полдень поставили паруса к югу, после полудня к ЮЗ; постоянно мы имели 3 1/2 сажени воды на грунте, смешанном из раковин и грубого песку. В этот день мы, вследствие залива, следовавшего за мысом, не видели суши, а вечером около 8 часов стали якорем при вышеуказанной глубине. Здесь магнитная стрелка отклонялась от С к З на 20°.
30 октября мы при начале утренней зари снова стали под паруса. После восхода солнца мы увидели сушу Черкассии, которая изгибом в роде полумесяца протягивается с ЮЗ к СВ вдоль моря, образуя довольно большой залив. Мы направили наш курс на мыс, но так как ветер перешел на ЮВ и начал гнать нас в залив, то мы около полудня бросили якорь при глубине в 3 1/2 сажени на глинистом грунте. Этот мыс считается в 6 милях от Терок. В заливе мы увидели 20 лодок, подумали, что это казаки, и выстрелили из пушки мимо них. Однако это были рыбаки из черкасских татар в Терках. Они доставили на корабль несколько белуг, по 15 копеек за штуку. Брюха рыб были полны раков, из которых некоторые еще были живы.