Орган времени
Шрифт:
– Давайте.
И мы еще выпили.
Я чувствовал себя очень легко и свободно – алкогольный ветер нес меня на своих крыльях. Мне было приятно сидеть в его воздушной купели и болтать с Сергеем Степановичем, попивая рюмку за рюмкой.
– Ну как, – спросил я, – больше не чувствуете тяжесть нерешенных проблем, довлеющих над вами?
– Нет, – он улыбался. – Спасибо, доктор, ваше лекарство помогло.
– Сами вы доктор, – отшутился я.
Потом подумал, что мы уже достаточно давно знаем друг друга и дела, сделанные нами, стоят
– Знаете что, – начал я. И вдруг представил, как это будет. Говорить ему «ты» и называть его просто по имени? Нет, это будет совсем другой человек. Очарование пройдет, и отношения станут уже другими. Нет, я вдруг понял, что не хочу терять это. Пусть все остается как есть. Пусть это будет как последний оплот интеллигентности.
– Что? – спросил он.
– Нет, – сказал я, – ничего. Я передумал.
Мы сидели молча какое-то время, курили.
– И все-таки она вертится, – проговорил Сергей Степанович.
Я поднял на него вопросительный взгляд.
– Все равно это существует, – пояснил он. – Устройство работает – какая разница, верит ли в это кто-нибудь?
Я улыбнулся, чувствуя, как алкогольные волны прокатываются по мне при этом.
– Я рад, что вы, наконец, пришли к такому выводу, – сказал я. – Будем пить еще?
– Да! – воскликнул он и сам взял бутылку и стал наполнять рюмки.
– Когда-нибудь ваши сегодняшние проблемы будут казаться вам просто смешным недоразумением, – проговорил я.
– Хотелось бы, чтоб это «когда-нибудь» пришло быстрее.
– Придет, – заверил я его. – Хотите, я посмотрю, когда? – опьянение толкало меня на подвиги.
– Хм, – поднял брови Сергей Степанович. – Интересное предложение.
– Или не стоит? Не знаю, что я стал бы делать, если б знал всю жизнь наперед.
– Чего уж тогда делать? – сказал он. – Больше уже ничего не надо.
– Вот это да! – удивился я. – Вы хоть поняли, что вы сейчас сказали?
– А что я такого сказал? – чуть заплетаясь, произнес Сергей Степанович и поднял рюмку. – За всякие слова, которые значат всякие вещи.
– За всякие вещи, которыми обозначены всякие слова, – ответил я.
Мы кивнули друг другу и выпили почти одновременно.
– Так что же я такого сказал? – ставя пустую рюмку, спросил Сергей Степанович.
– Так, ничего, – с напускным безразличием проговорил я. – Всего лишь основа философского учения или, может быть, новой религии.
– Правда? Всего-то? – поддержал он мою иронию. – Зря только рот открывал.
– Ага, – кивнул я. – Если все умирают и дела в связи с этим не значат ничего, как говорят множество религий и учений, то смысл жизни можно свести к одному простому стремлению: интересно посмотреть, что будет дальше – чем не смысл жизни? – я боролся с алкогольными волнами, набегающими на меня. – Ну вот. А если известно, что будет дальше, то и смысла нет – зачем тогда узнавать то, что известно? Собственно, такую
– Надо же. Вот уж не знаешь, где соломки подстелить.
– Хорошо, – я смотрел на Сергея Степановича, было непонятно, то ли это мои волны, то ли его. – Возьмем, к примеру, меня…
Какой-то странный звук донесся из прихожей. Между двумя волнами я понял, что это клацает замок в двери. Потом послышались другие звуки, целые наборы, впрочем воспринимаемые довольно дискретно – волны периодически захлестывали их.
– Я слышу шаги, – могильным голосом произнес я.
– Я тоже, – сказал Сергей Степанович.
Мы ждали, и скоро Леночка явилась пред нами.
– Привет, – сказал я ей.
– А, Леночка, – обрадовался Сергей Степанович, – заходи, присаживайся.
– Та-ак, – мрачно протянула Леночка, глядя на нас и на рюмки. – Когда это вы успели?
– Садись, – сказал я, – Сергей Степанович основывает религию. В ней женщины тоже могут быть апостолами. Правда, Сергей Степанович?
– Правда, – согласился он.
– Еще немного, и вам не будут нужны ни апостолы, ни женщины, – сказала Леночка. – Я сейчас.
И она ушла.
– Ну вот, – разочарованно протянул я. – Наливайте – что же делать?
Сергей Степанович продирижировал бутылкой над рюмками.
– Вы хотели провести эксперимент, – напомнил он. – Не забыли?
– Нет, – отозвался я. – Еще рано, – хотя уже не был уверен, что рано.
Мы опустошили рюмки.
– А вы сможете сейчас? – спросил он.
– Конечно, – не задумываясь, ответил я.
– Это для вас так легко?
– Наверно, это похоже на то, как ребенок учится ходить. Когда научился, то уже легко, – промежутки между волнами становились все меньше. Океан грозил стать одной большой волной, которая окончательно накроет меня. Я думал, что умею плавать.
Пришла Леночка и принесла тарелки с едой и рюмку для себя. Села рядом с нами.
– Как тетя? – спросил я ее.
– Нормально, – ответила она.
Сергей Степанович снова налил, и в Леночкину рюмку тоже. Потом сказал какой-то тост, и мы выпили. Я уже не так хорошо ориентировался в пространстве и времени. Некоторые расстояния и моменты ускользали. Я хотел пересилить это, но выходило плохо. Только ночь за окном, только разговоры и что-то вокруг.
– Так, – сказал я, чувствуя, что сижу на палубе неподвижного корабля, а море и небо раскачиваются рядом, – по-моему, я уже созрел.
– Да? – сказал Сергей Степанович со дна морского, а между нами были волны, волны…
– Да, – твердо ответил я в расшалившееся пространство.
– Вы уверены, что все в порядке? Может, не стоит? – произнес он.
– Уверен, – призвав силу бури на помощь, ответил я.
Сергей Степанович внимательно смотрел на меня.
– Ну что ж, я пошел, – проговорил я.
Леночка была где-то за изгибом поверхности земли – я не видел ее, впрочем подозревал, что она все же сидит рядом.