Орина дома и в Потусторонье
Шрифт:
— Не плачьте, бабушка, сейчас мы ее вылечим…
Достала мазь «бом-бенге», натерла Ириге покалеченную шею и… гусыня, на радость всем, сказала: га-га-га!
Летчик Николай Сажин подошел к деду и, поставив его стоймя, сурово сказал:
— А теперь пускай Иуда нам все объяснит…
Старик заговорил по-вотски, но Сажин встряхнул его: дескать, не притворяйся, Иудище, а то хуже будет, дескать, знаю, что и по-русски ты умеешь лопотать…
Тогда дед Иуда со вздохом ответствовал: дескать, ну что ж… Видать, придется признаваться… Теперь уж — все одно. Не тут, дак в другом месте расколют на признательные показания. Не знай-де как миновал милицию, перебрался на этот берег: Язон, дальняя родня, подсобил. Хотел ведь, как лучше… Малой кровью спас большую кровь. Потому как ходила вокруг да около иноземная болезнь, да вон внучка фельдшерицы небось слыхала… — и кивнул на Крошечку, — Полимелит ей имя, и наваливалась эта болезнь на несмышленышей, как Медведь: ноги отгрызала, язык вырывала — не мог после нее человек ни ходить толком, ни говорить ясно. Бродила болезнь по городам и селам, и уж совсем к нашему Поселку подобралась, вот-вот в ворота крайней избы постучится, надо было что-то делать — спасать детей… У кого уж какой обычай, а у нас обычай такой: надо выдать на тот свет незамужнюю девку али неженатого парня — повенчать с мертвецом, тогда болезнь остановится. А кого выдавать на тот свет? И того жалко, и этого жалко… Орину-дурочку не жалко! Ну что она, как бельмо на глазу — в Поселке-то!
— Ах, ты, сучий потрох! — процедил, сжимая кулаки, Николай Сажин.
Но Иуда Яблоков заторопился: дескать, ты ведь, Коля, не видал ее, какой она стала без тебя… Из одной жалости и то… Сама уж не понимала дурочка, что живет и где живет… Ее надо выдавать на тот свет! И не против воли ведь выдал ее — спросил, дескать, хочешь встретиться наконец с Колькой-то?! Согласилась, еще как согласилась, глаза-то загорелись, точно лампочки Ильича…
— Обманул ты меня, Иуда, и тут обманул! — горько сказала незаметно подошедшая Орина Котова. — Завлек лукавыми речами, обольстил великой радостью. Разве ж я понимала, что эта свадьба означает?! И не суженый меня здесь ждал, а… Медведь-хозяин. Вот за какого жениха ты меня выдал! Свадьбу сыграли, кто да кто был кроме Иуды, не знаю и не ведаю: бабы нарядились мужиками, мужики — бабами, все в звероватых масках… Вынули мое сердце, кинули мое тело на болото: ешьте, собаки, грызите, звери… Была Орина Котова — да вся вышла!
— Зато запрет я наложил на Поселок! Заградился на девять замков. Откупился от Полимелита: никого он не перемолол! Не вошла к нам злая болезнь, не заболели дети, ни один ребенок не пострадал! Вместе мы спасли Поселок, Оринушка: ты да я!
Тут Иуда Яблоков повернулся лицом к другой Орине, которая отступила, в ужасе спрятавшись за спину Павлика Краснова. А шаман говорил, вперив в нее тяжелый взгляд:
— А, думаешь, много бы твоя мать да тетка внучек вашей бабке нарожали, расслабленные-то, парализованные-то?! Вон у Ирки-то Деветьяровой из Кечура — который не оградили от болезни, — не больно-то выходит, а уж как она старается! А сейчас оплошал я, ох оплошал! Опять ведь пришла в Поселок дикая болезнь: из Большого Леса надвинулась — и накрыла нас. Покамесь я раздумывал, кого выдавать на тот свет, поздно стало… Ту же Ирку Деветьярову надо было сватать… Не годная, совсем не годная девка! Теперь только локти кусай! Вот и новая Орина тут оказалась. И Павлик Краснов! Да и я сам… Плохо, совсем плохо… Без меня-то никто не решится… — и рыжебородый старик, вновь заговорив по-своему, махнул рукой и направился в сторону болота, а Ирига, гоготнув, полетела за ним.
Крошечка же глядела-глядела на увядшую Орину Котову, клонившую голову долу, на бравого летчика Николая Сажина — и вдруг догадалась, что можно сделать. Она схватила свою тезку за руку и, пошептав на ухо, сунула ей панацею бабушки Пелагеи Ефремовны: дескать, натереться надо мазью-то, и глядишь… И старуха кинулась в избушку на еловых ножках.
А Николай Сажин тем временем принялся спрашивать у Павлика, дескать, а как же ты догадался, кто я такой… Крошечка приготовилась выслушать, как мальчик методом Шерлока Холмса добрался до истины… Но Павлик Краснов, ухмыльнувшись, отвечал: дескать, все очень просто… и вытащил из кармана летное удостоверение: дескать, вы его в избушке обронили, а я поднял, из него и узнал имя летчика. А остальное-де уж несложно было домыслить: что-то уж слишком много было перьев, а, как известно всем в Поселке, Орина-дурочка собирала гусиные да куриные перья и уверяла, что это письма ее жениха. По оперенным крыльям, мол, я и понял, кто эта мнимая Баба Яга…
Они подходили к избушке, дверь которой распахнулась и на порог вышла… русая девушка в белом платье и белых носочках, в точности такая, как на фотографии, которую они прихватили в доме Пасечника!
Все вскрикнули, а Николай Сажин со всех ног кинулся к избушке, протянул руки, в которые поймал Орину Котову и осторожно опустил на землю.
Крошечка захлопала в ладоши, до того ей понравилось, как дело обернулось. Она не утерпела и шепнула Павлику:
— Вот это так мазь! Ты гляди: даже платье помолодело!
Но мальчик разочаровал ее:
— Я видел: это платье лежало в ларе вместе с крыльями.
А старшая Орина потащила из избушки и пресловутые крылья, с которыми, знать, никак не хотела расстаться. Николай Сажин воскликнул: дескать, мы с моей невестой улетаем в дальние края, а может, и вас куда-нибудь подбросить, так это я могу, я сейчас всё-о могу!
Ребята пошептались — и попросили отвезти их в Поселок, покуда не стемнело: вспомнили, что обещались Вахрушеву, директору Леспромхоза, вернуться, когда расследуют дело Орины Котовой. Ну а время, чтоб доложиться Милиционеру в Пурге, у них еще есть, — ведь им удалось за день раскрыть убийство, на два дня раньше срока!
Крошечка, сказав, что она мигом, полезла в избушку и, вынув из дедушкиной сумки фотографию Орины Котовой, кнопками прицепила ее к печи: чтобы знакомые Бабы Яги, придя в избушку (хотя бы та же свояченица волчица), поняли, с кем имели дело.
Они забрались в фанерный самолетик и с трудом все вместе втянули внутрь оперенные крылья.
Только успел звездокрылый «Як-3» взлететь, как пассажиры с летчиком увидали, что с болота возвращается Иуда Яблоков, подгоняемый Иригой. Вот он остановился подле входа в избушку на еловых ножках, и стены, и крыша которой в отсветах заходящего солнца стали вдруг отсвечивать багровым, точно домик был сложен из кровавых бревнышек, а из сарая выметнулся Медведь — и рыжебородый дед живо-два вскарабкался по лестнице и захлопнул дверку.
— Знать, велено ему занять твое место, Оринушка? — сказал Николай Сажин невесте, чья тонкая рука помогала ему держать штурвал.
— Ништо, Медведя приручит… Будет отшельником-лешаком!..
«Як» приземлился за клубом, на поле, где поселковая молодежь, бывало, играла в лапту. Ребята кое-как выбрались из самолета, а внутренние крылья стали вдруг осыпаться бумажными треугольниками — и всех, будто снегом войны, засыпало письмами Николая Сажина. Орина Котова, выскочив следом, торопливо собирала белые треугольники и засовывала их обратно, Крошечка с Павликом помогали ей.
Николай Сажин по-мужски пожал руку мальчику, расцеловал в обе щеки девочку — дескать, спасибо вам ребята, без вас бы никогда не нашел свою Оринушку, так бы и пролетал весь век вхолостую. А Орина Котова вытащила откуда-то свернутое вышиванье и протянула тезке: дескать, возьми, маленькая Орина, это тебе! Глядишь — пригодится!
Крошечка сказала спасибо и в ответ протянула отдарок: материнский гребешок…
— Правда, тут нескольких зубьев не хватает, — спохватилась девочка.
Но Орина Котова оказалась ужасно рада гребешку: дескать, сколько лет волос не чесала, наконец-то расчешусь, расплету косу — и воткнула гребешок куда надобно.
«Як-3» летел в восточную сторону, и вдруг из встречного облака вынырнула белая гусиная стая во главе с меченой Иригой и пристроилась над крылатым странником с крашенными серебрянкой крыльями и малиновыми звездами.
А сверху падало перо… Покружившись в воздухе, упало оно к ногам Крошечки… и стало ясно, что это одно из писем Николая Сажина. Орина подняла фронтовой треугольник, протянула Павлику, чтобы тот прочел вслух, и мальчик прочитал:
«Здравствуйте, многоуважаемая невеста Орина Сергеевна!