Орина дома и в Потусторонье
Шрифт:
Орина поняла, что попалась: струсив, она загнала себя в ловушку.
Глава пятая
ЖЕНИХИ
Крошечка приставила глаз к щелке, но никого не увидела. В сарае пахло, точно в конюшне, которую семь лет не чистили; было сумрачно, но, пообвыкнув, она заметила толстую цепь, прилаженную к кольцу в дальней стене, цепь заканчивалась большим ошейником. Уж не трехлапую ли волчицу с человеческой ногой тут держали?.. Хотя ведь волчица явно — так же, как они — откуда-то пришла на болото, да и… положили ее, как барыню, на печь.
Вдруг раздался до того жуткий вопль, что Крошечка подскочила, — а после еще, да еще… Ей показалось, что кричит Павлик Краснов… Орина принялась колотить в дверь кулаками и ногами, но та не поддавалась. А крик не смолкал — так не орала даже крикса Миля, когда требовала исполнения всех желаний!.. Да что же это… что там с ним делают…
Дверь с той стороны была заперта на вертушку; чем-то бы дотянуться до нее… Крошечка в панике металась по своей темнице — нигде ничего… С плеча слетела дедушкина сумка, раскрылась, выворотив наружу все отделы, Орина схватила рейсшину и, просунув в отверстие, поддела вертушку, толкнула дверь и бросилась к пыточной избе.
Страшной волчицы не было видно, зато гуси, с гоготом вылетевшие из-под дома, попытались остановить ее. Крошечка, отбиваясь от гусей рейсшиной, ломая ногти, умудрилась открыть высокую дверь — и от увиденного сама закричала: Павлик Краснов лежал поверх ларя со связанными руками и ногами, по пояс голый и, приподняв голову, орал — никогда она не видела таких глаз… Баба Яга держала в одной руке шило, в другой — сапожную иголку с суровой ниткой и, склонившись над ним, шила: она пришивала к спине мальчика, залитой кровью, белые крылья — протыкая кожу, вонзала попеременно то в тело, то в крыло шило и иголку. И при этом еще бормотала:
— Не хватает в крылушках нескольких перышек — ну да ничего… И так хорошо. Полетишь вместо Ириги — поведешь мою стаю… Будешь зваться Павелга!
Орина незнамо как перекинула себя через порог и с кулаками набросилась на бабу Ягу, получив в ответ удар иглой в щеку и едва не получив шилом в бок. Но тут — Крошечка давно уже слышала какой-то странный гул — в окошке что-то промелькнуло… Старуха бросила шитье — и, опустив лестницу, выметнулась из избушки поглядеть, что там такое… Орина подбежала к Павлику, потерявшему сознание, и, схватив со стола нож, путаясь в крыльях, перерезала веревки на руках и ногах. Но что делать дальше? Перья крыльев свалялись и побурели, одно крыло висело, — она наступила на него, другое, сильно смятое, наполовину закрывало рыжеволосую голову. Крылья плохо держались — они были пришиты на живульку. Крошечка, сморщившись, отпорола ножом и крылья. Павлик Краснов опять заорал — он пришел в себя.
— Погоди, миленький, Павлик, погоди, сейчас, сейчас, сейчас, — бормотала Орина, смазывая кровавые раны вонючей мазью «бом-бенге» и в страхе поглядывая на дверь: она не представляла, что делать, когда баба Яга вернется…
Павлик Краснов вновь впал в забытье. Крошечка высунулась в окошко: рядом с избушкой… приземлился самолет, и… и на серебряных его крыльях сияли красные, как кровь Павлика, звезды! Летчик уже вылез из кабины и снимал шлем…
— Помогите, помогите! — завопила Орина, чуть не выпав из окна. — К нам, сюда! Товарищ летчик, к на-ам!
Она хотела было закричать про Бабу Ягу — и осеклась: Баба Яга и… самолет… это уж ни на что не похоже… Одно с другим никак не вяжется…
Крошечка выскочила наружу: летчик и старуха вот-вот должны были сойтись, гуси, распустив два десятка парусов, летели на подмогу хозяйке.
Наконец они встретились, он что-то спросил, но она, без долгих разговоров, нацелила иголку с шилом ему в глаза, — хорошо, летчик предусмотрительно не снял очков. Тогда он вынул наган и принялся палить в воздух — гуси с гоготом рассыпались по сторонам, Бабу Ягу он схватил за шиворот и потащил к сараю. Когда Орина подбежала, летчик как раз закрывал вертушку, а бабка трясла дверь и в бессильной ярости грозилась: дескать, ужо вам! Вот вернется Мой из лесу — он вам пока-ажет! Кровавыми слезами умоетесь-де!
Гуси, осуждающе гогоча, поднялись над самолетом и летели в сторону Постолки.
— Дяденька летчик, дяденька летчик, надо что-нибудь привалить к двери — а то ведь она выберется… — говорила Крошечка, в подтверждение своих слов показывая рейсшину.
Летчик кивнул и припер дверь валявшейся колодой; Орина рассказала, что в избушке раненый мальчик, которому… бабка собиралась пришить крылья…
— Да она умалишенная! — воскликнул пилот. — То-то я смотрю… Ну, пускай посидит, охолонет маленько, там ей самое место.
Они направились к четырехногой избушке, дверь которой вдруг отворилась, а на пороге — вот диво — стоял Павлик Краснов! И даже чуть кривил губы — в улыбке. Орина с летчиком поднялись в избушку. Павлик, на просьбу, поворотился спиной: а там только рубцы, раны зажили — вроде пытали его давным-давно; только залитый кровью ларь да смятые крылья с намокшими перышками напоминали о том, что все происходило не далее как полчаса назад. Смущенный Павлик пожимал плечами: дескать, я не виноват…
— Вот мазь-то как помогла! — удовлетворенно проговорила Крошечка.
Мальчик же, подумав, сказал:
— А может, это что-то со временем… Или…
Пока Павлик Краснов одевался, летчик рассказал, что много лет ищет одного человека, девушку: дескать, где только ни летал, в каких местах ни бывал — и все без толку. Вдруг подфартило: кажется, напал на след… И — опять пусто! Так вот, дескать, не видали ли они где-нибудь поблизости девушку — милую-премилую…
Орина покачала головой: дескать, нет тут никаких девушек, дескать, если и была, так небось она что-нибудь с ней сделала… И вдруг Крошечка вспомнила про цепь и, применив дедукцию, тотчас вывела:
— Баба Яга ее в сарае на цепи держала… Но сейчас там нет никого… Ну, кроме самой старухи…
— Бессердечная! — воскликнул летчик, направляясь к сараю. — Ну, сейчас я всю душу из нее вытрясу, но узнаю…
— Погодите-ка! — воскликнул Павлик Краснов. — Может быть, еще не все потеряно! Может быть, мы еще сыщем вашу девушку… Если только я правильно понял… И, кажется… кажется, я знаю, что нужно делать…
И Павлик сказал, что они должны непременно слетать в Курчумский лес… Если, конечно, летчик не против…