Оружие скальда
Шрифт:
Ингитора произнесла последнюю строфу, и собственный голос почти оглушил ее. Грохот за спиной сменился шорохом и постукиванием камней.
Зажав ладонью порез на запястье Торварда, а в другой руке держа ясеневую палку с рунами, Ингитора обернулась к Великаньей Долине. Тело Свальнира застыло, снова обретя неподвижность камня. Но эта новая скала поднялась высоко и приобрела ясные очертания сидящего великана. По-прежнему видны были голова и бородатое лицо, плечи и грудь. Но глаза оставались закрыты. Медленно таял в глубине, отступал, как волна отлива, стон земли.
— Все! — сказал Торвард, не сводя глаз с сидящего великана. Он старался говорить
— Нет, нет… — забормотала Ингитора. Она не верила покою скалы, не могла и подумать о том, чтобы идти к ней. Но Торвард потянул ее за собой.
— Постой! — вдруг другим голосом сказала она. Кончиком пальца она нарисовала на запястье Торварда руну замка и зашептала заклинание, затворяющее кровь. Это заклинание знает каждая женщина, но у Ингиторы сейчас не было сил придумывать новое.
Они подошли к самому входу в Турсдален. Поднявшийся великан почти загородил проход, осталась лазейка не шире полутора шагов. Перед лазейкой Торвард и Ингитора остановились: им обоим подумалось, что если один из них пройдет вперед, то великан соберет последние силы и закроет проход, разлучив их. И они прошли вместе, тесно прижавшись друг к другу. Только вместе они составили силу, способную одолеть каменного великана.
Перед ними открылась Великанья Долина. Черный зев пещеры смотрел прямо на них, как разинутая пасть дракона.
— Не смотри туда! — сказал Торвард. — Нам не надо в пещеру. Видишь, правее есть проход мимо этой горы из долины. Вон, где кривая ель висит над валунами. Нам нужно туда.
И они пошли через долину, торопясь изо всех сил. Теперь они не решались в бездействии дожидаться полудня, а к ним приближалась ночь. Ночью сильнее становятся все мертвые воины…
А маленькая рыжеволосая ведьма готова была выть от бессильной ярости, видя и чувствуя, как чужое колдовство опутывает сетью ее отца, рушит ее чары, стоившие ей таких трудов. Но не была бы она дочерью Свальнира и Хёрдис, если бы отступила, имея в запасе хоть что-то.
— Я не хотела их убивать! — в отчаянной ярости кричала Дагейда, обращаясь ко всему миру, от дракона Нидхёгга у корней Мирового Дерева до белки на его вершине. — Я хотела дать им уйти живыми! Но они не хотят уходить! Она не хочет уходить! Это все она! Один он бы не смог! Жадный!
И огромный волк, мгновенно выросший из-за валунов, серой молнией бросился вниз по склону Пещерной Горы. Он мчался вниз по уступам и валунам, неслышный и стремительный, как сама смерть, и глаза его в сумерках горели ярким желтым огнем. У самого подножия скалы его ушей достиг пронзительный женский крик — его увидели.
Торвард тоже его увидел. На спине Жадного не было Дагейды, и это означало только одно: ведьма послала его убивать. Ни на руны, ни на заклинания времени не было: Жадный не был наваждением, не был и нечистью, он был просто огромным свирепым зверем, способным рвать все живое. Выхватив нож, Торвард заслонил собой Ингитору и хладнокровно ждал, подпуская чудовище ближе. Им казалось, что время движется медленно-медленно, а летящий волк опережает его; пока люди успевали вздохнуть, чудовище успевало сделать несколько огромных прыжков. Оскаленная смерть, младший сородич Фенрира Волка, оживший кошмар летел к ним по долине.
Когда Жадному оставалось два прыжка, Торвард вдруг стремительно бросился ему навстречу и словно поднырнул
тяжело рухнул на землю, накрыв собой Торварда, покатился по земле. По вереску хлынул поток крови. Прижимая руки к лицу, Ингитора кричала изо всех сил — в ней кричал нестерпимый ужас, уже не подвластный воле разума. И страшнее ведьмы, страшнее каменного великана, страшнее самого чудовищного волка была ей мысль, что Торвард больше не появится живым из-под этой серой лохматой глыбы, сверкающей желтым огнем глаз и смертоносным блеском зубов. Пусть он разорвет ее, пусть растопчет каменный великан, но лишь бы Торвард выбрался живым! Почти не веря в это, Ингитора не отрывала глаз от огромного клубка, катавшегося по земле, — в серой шерсти чудовищного зверя изредка мелькала рука или нога человека. Вот яростно блеснула сталь ножа, и Ингиторе почудилась на нем кровь.
Руны нарежуткогти на теле;руны окрасятострые зубы;Тор Громовержец,тебя призываю:младшего Фенрирадай одолеть!— звонко и твердо, голосом валькирии пропел кто-то внутри нее. Ингитора не знала, откуда взялись эти слова, но долину вдруг потряс отчаянный вой. Катавшийся клубок остановился, дрогнул, потом распался. Огромный волк откинул голову с оскаленной пастью, из пасти вывалился длинный красный язык. В горле чудовища зияла широкая резаная рана, и из нее стремительным потоком неслась темно-багровая кровь. Огромная лужа натекла мгновенно и поползла по вереску прямо к Ингиторе.
Она шагнула назад, но тут же опомнилась и прыгнула вперед. Тело волка шевельнулось, но это не было признаком жизни. Из-под него выбрался человек. Не в силах встать даже на колени, он дернулся, пытаясь ползти. Весь он был залит темной кровью, волосы его намокли и слиплись, лицо стало неузнаваемым. Но он был жив.
Ингитора покачнулась, как деревце под ветром. Ее сердце рвалось туда, а ноги не шли, как будто вросли в землю.
И леденящий, нечеловеческий вой снова потряс Великанью Долину. Маленькая ведьма упала на колени на верхней площадке горы, не в силах выдержать увиденное. Протягивая вниз руки, она кричала от ужаса и боли. Ноги ее не шли, тело обессилело, как будто нож Торварда, обломок копья Властелина, пронзил ее саму. Она не верила, не могла поверить, что Жадный убит, она рвалась к нему, но не могла сдвинуться с места. Все ее существо раздирала дикая, нестерпимая боль.
А Ингитору крик дикого отчаяния ведьмы пробудил и подтолкнул; отважно ступая прямо по луже волчьей крови, она подбежала к Торварду и попыталась его поднять.
— Что с тобой? Ты цел? Ты ранен? Где, что? — бессвязно бормотала она, пытаясь что-то разглядеть под обильными потоками стынущей крови.
Торвард хотел что-то сказать, но только кашлял, хрипел и задыхался. Рубаха и кожаная безрукавка были разорваны ударом волчьей лапы, на плече и груди зияли длинные глубокие царапины, его собственная кровь смешалась с кровью волка. Торварду казалось, что он побывал под каменным обвалом, все тело у него болело и гудело, голова кружилась. Тяжело опираясь на Ингитору, он поднялся на ноги, кашляя и хватаясь за грудь; он сам еще не понимал, что сделал, помнил только одно: чудовищный волк больше не двигается.