Оружие скальда

Дворецкая Елизавета Алексеевна

— Может быть, ты и права. Но курган существует, мне его отсюда видно. И сейчас мы к нему пойдем.

Дорога до кургана далась им обоим нелегко. У Торварда болели глубокие царапины на груди и на плече, ныли руки и ноги, помятые тяжелым чудовищем. Ингитора тоже чувствовала себя разбитой — это сказались вчерашние метания от оцепенения к бурным всплескам сил. Они шли медленно, часто присаживались на валуны отдохнуть и до кургана добрались как раз к сумеркам.

Подойдя к подножию шага на три, они разом остановились. Торвард рассматривал курган, насыпанный так, как испокон веков делалось в племени фьяллей, и каждая ложбинка на его боках, черный камень на вершине и трава на склоне казались

ему знакомыми, как будто он уже был здесь. Так может человек смотреть на дерновую крышу родного дома, который покинул много лет назад, но не забыл. Торвард столько думал об этом кургане, так часто воображал его себе, и теперь ему не верилось, что перед ним не мечта и не видение.

Нагнувшись, он провел ладонью по земле, по траве у подножия кургана. Они показались ему теплыми, чуть влажными от лесной сырости. Нет, это не мечта.

— Еще рано, — прошептала Ингитора. — Его нужно позвать в полночь. Ты ведь не собираешься силой отнять меч у родного отца?

— Неужели ты и сейчас думаешь обо мне так плохо? — спросил в ответ Торвард, разогнувшись и не сводя глаз с кургана. — Силой нельзя взять ничего хорошего. Дракон Битвы однажды был украден, и отцу пришлось много сил потратить на то, чтобы обратить его могущество себе на пользу. Теперь он должен отдать мне его сам.

— Мы попросим его в полночь. А пока расскажи мне о них — о твоем отце и о мече.

Они сели на землю возле кургана. Торвард рассказывал, а Ингитора слушала, поглаживая обгорелое, наполовину укороченное ясеневое древко, которое руны сделали волшебным жезлом. Им обоим казалось, что они сидят перед дверями дома и ждут, когда хозяева впустят их. Два человека в сердце ведьминых лесов, на пороге иного мира — такие слабые и такие сильные. Им было немного не по себе; обмениваясь какими-то словами, они ждали, ловили слухом всякий отдаленный звук, краем глаза следили за всяким дрожанием травы на кургане, колеблемой ветром. Они не боялись хозяев Медного Леса, но ждали знака из-за грани миров, к которой подошли так близко.

А сумерки сгущались, Ингитора подвинулась поближе к Торварду. Чем ближе была полночь, тем быстрее нарастало в ней волнение. Она знала, что сейчас свершится что-то очень важное, что наложит след на их судьбы, на их души. У подножия этого кургана для них обоих кончится одна дорога и начнется совсем другая. Дорога обретений и дорога потерь — ибо иные миры ничего не дают даром. Никто, соприкоснувшись с ними, не уходит таким же, каким пришел.

В небе показалась луна — особенная луна Квиттинга, огромная, яркая, золотая. До полуночи оставалось недолго.

— Теперь пора! — прошептала Ингитора, и голос ее слегка дрожал. Она волновалась так, как будто ее жизнь и смерть зависели от того, откроется ли перед ними курган. Могла ли она подумать раньше, что ей так дорог и важен станет успех человека, которого она считала своим врагом?

Подойдя к кургану, она поднялась немного выше по склону и нашла небольшую проплешинку каменистой земли. На этом клочке Ингитора нацарапала обугленным концом своего ясеневого жезла несколько рун, медленно напевая:

Ночью сильнеестановятся всемертвые воины,чем днем при солнце!Торбранд, проснись!Время насталонебо увидеть!Погибший со славой,двери открой наммогильного дома!Режу я руны —Меч и еще три:Конунг, и Встреча,и

Пробужденье!

Закончив, она поспешно сбежала вниз по склону кургана и вцепилась в локоть Торварда, спряталась за его плечо. Сердце ее стучало возле самого горла. Они с Торвардом казались единственной искрой жизни в огромном Медном Лесу, может быть, во всем мире. Ответит ли на их призыв другая жизнь? Отзовется ли на ее голос грань иных миров?

Обняв Ингитору, Торвард ждал, и для него эти мгновения ожидания были мгновениями судьбы. Достигнет ли он цели или все труды и битвы были напрасны? В походе к этому кургану он пролил немало крови, и своей и чужой, совершил немало подвигов, но немало и таких поступков, о которых будет жалеть. Может быть, всю жизнь.

И вдруг процарапанные на земле руны начали светиться. Первой загорелась руна меча; чуть красноватый призрачный свет как будто прорастал из земли, как трава. Затаив дыхание, Ингитора и Торвард смотрели, как загораются руны конунга и встречи. Наконец последней вспыхнула руна пробуждения, и свет ее был похож на свет зари.

Сияние четырех рун слилось в один могучий поток, разрастаясь, осветило всю округу. Словно при свете дня, можно было различить каждую травинку на стенах и крыше посмертного дома. И курган стал раскрываться. Две половины ближнего склона стали медленно расходиться в стороны. Шуршала земля и трава, показались грубо обтесанные концы бревен, из которых сложили сруб внутри кургана. Бревна расходились по угловому стыку, и стала видна внутренность кургана. Там стояло почетное сиденье конунга, покрытое медвежьей шкурой, а на нем сидел человек. Лицо могильного жителя было обращено прямо к Торварду и Ингиторе. И Торвард узнал отца. Конечно, знакомое лицо изменилось, высохло, стало суровым. Но Торбранд конунг не походил на обычный труп. Сам Один позволил его духу вернуться на эти мгновения в Средний Мир и придал его телу надлежащий вид.

На коленях Торбранда конунга лежал длинный меч в ножнах, обтянутых рысьей шкурой.

Ингитора выпустила плечо Торварда и шагнула вперед. Прежде чем взять меч, следовало попросить позволения на это. И она запела:

Под темной землеюмеч погребен,прославленный в битвах!Золотом убран,остро наточенкопий губитель!Гнев в рукояти,храбрость в клинке —нет ему равных!Выйди на свет,молния схватки,грозный щитам,дробитель шеломов,смерть великанам,Битвы Дракон!

Она закончила заклинание, а меч на коленях могильного жителя слабо осветился. Сначала на нем вспыхнул голубоватый призрачный свет, потом красный, как кровавый отблеск, потом белый, похожий на сияние изменчивых глаз альва, потом золотой, как молния. Цвета слились в один поток, меч пылал, как застывшая молния, но его очертания были ясно видны.

— Иди! — одними губами шепнула Ингитора, но Торвард ее услышал. — Иди, ОНИ отдают его тебе!

Как во сне, с трудом набирая силы на каждый шаг, Торвард ступил к кургану. Ему казалось, что до сиденья конунга далеко, но каждый его шаг казался великанским. Вот уже его лицо оказалось вровень с лицом могильного жителя. Торвард видел черты отца, но тут же ему померещилось в нем сходство с тем каменным великаном, Свальниром. Глаза Торбранда конунга были закрыты, руки лежали на рукояти и ножнах меча.