Оружие Вёльвы
Шрифт:
Альрек ухмыльнулся, а Бьёрна снова пронзило чувство унижения. Выкупать девушку после того, как Альрек натешится? В то время ее честь уже не будет стоить и ореховой скорлупки. А он до самой смерти, проживи он столько же, сколько дед, останется «тем Бьёрном, которого невесту морские конунги в наложницы забрали».
Положение дел было ему ясно, и долго думать не приходилось. Уехать ни с чем – все равно что самому стать наложницей бойких двоюродных братьев.
– Вы не оставляете мне иного выхода, – Бьёрн взглянул на одного из братьев, потом на другого. – Я вызываю Альрека
По толпе хирдманов полетел ропот. Эйрик немного подумал, хотя у него тоже не было выбора: отказ от вызова обесчестил бы их.
Он взглянул на Снефрид; она чуть заметно кивнула и даже сделала знак глазами: не тяни. В этот миг он видел в Снефрид не столько женщину, сколько свою спе-дису, владычицу судьбу, точно знающую, какое решение будет верным.
– При свидетельстве Одина я принимаю твой вызов. Вы близкие родичи, вам не сделает чести желать смерти друг друга, и вы будете биться до первой крови. Кто возьмет верх, тот получит Ингвёр дочь Гардара.
Под сотнями напряженных взглядов Эйрик протянул Бьёрну руку.
Поединок назначили на завтра: Бьёрн понимал, что долгое ожидание само по себе может убить деда. Его уложили в кладовой возле Олава, а Альрек отправился, как обычно, в спальный чулан к Ингвёр.
Эйрик, собираясь спать, молчал, пока раздевался. Когда лег, то оперся на локоть и уставился в лицо лежащей перед ним Снефрид.
– Почему ты хотела, чтобы я согласился? Тебе что-то известно, чем это кончится? Альрек выиграет?
– Я не знаю, кто выиграет. Я только твоя вирд-кона, не его. Но согласиться тебе все равно бы пришлось, вы ведь не можете отказаться от вызова при всей дружине. Важно было, чтобы вы ударили по рукам, пока он не вспомнил про ее жезл и не догадался потребовать и его тоже.
– Пока он не догадался, – Эйрик ниже склонился к ее лицу, – поставить условие, чтобы девку ему выдали целиком. А не голову отдельно, все прочее отдельно.
– При свидетельстве Одина? – Снефрид изумленно раскрыла глаза, но видела по его взгляду, что он совершенно серьезен.
Сейчас в его глазах отражались именно те темные глубины вдохновенной смерти, которых она когда-то боялась.
– Один – мастер на такие шутки. Он бы оценил. Я подумываю об этом.
– Н-не надо, – Снефрид обвила рукой его шею и стала поглаживать, будто успокаивая опасного зверя. – К этому жезлу старикова нить была привязана при его рождении. Если отнять у нее жезл, изготавливать другой будет бесполезно. Без жезла Ингвёр не услышит спе-дису и больше ничем не сможет ему помочь. Мы просто бросим этот жезл в море – пусть теперь какая-нибудь из морских великанш будет его вирд-коной. И пусть Бьёрн… то есть победитель забирает девушку.
– Ну, хорошо, – Эйрик медленно улегся на спину. – Хотя я думаю, Альрек и правда огорчится, если ему придется так быстро ее отдать.
– У Альрека будет сколько угодно девушек, – Снефрид прижалась лицом к его плечу. –
У нее была еще одна мысль – что может случиться, если утопить жезл Бьёрновой вирд-коны, но пока она не хотела говорить об этом. Не настолько еще она ощущала себя валькирией, избирающей на смерть.
Они помолчали, и Снефрид уже думала, что Эйрик засыпает, как он снова подал голос.
– Ее жезл ведь у тебя?
– Да. Заперт в моем ларе.
– Я хочу, чтобы ты сделала это завтра на рассвете.
– Что?
– Швырнула его в море.
Глава 8
Снефрид вышла из спального чулана вскоре после рассвета. Все в усадьбе еще спали, кроме дозорных, грид был полон сопения и храпа. Снефрид скользнула мимо помостов совершенно неслышно, как сон. Синяя накидка защищала ее от утренней прохлады и скрывала кое-какую ношу в руках. Дозорные у ворот, люди Модольва Котелка, пропустили Снефрид, спросив только, не хочет ли госпожа, чтобы кто-то ее проводил или оседлал ей лошадь. Улыбнувшись, она отказалась – идти ей совсем недалеко, и хирдманы не стали настаивать. Ясно было, что в такую рань госпожа вышла по делам, которым не нужны постороние глаза.
Кунгсгорд лежал неподалеку от восточного берега острова Алсну – прямо от ворот был виден залив и вымощенная серым камнем набережная, где приставали большие морские корабли, боевые и торговые. Но Снефрид требовалось более уединенное место, и она направилась в другую сторону – к пастбищам. Коров еще не выгоняли, лишь пастушья собака – серая, коротконогая, со стоячими ушами, очень похожая на старую собаку Хравнхильд, – увязалась за Снефрид и долго бежала следом, дружелюбно размахивая хвостом и радуясь обществу человека, пока прочие еще спят. Снефрид обогнула пастушьи хижины – низкие, тесные, сложенные из серого камня, с травой на кровлях, – и вышла на низкий каменистый мыс, высокими густыми зарослями ивы укрытый от глаз.
Перед нею расстилалось темно-голубой рассветный залив, окаймленный островами. На глазах из-за дальних островов поднимался пылающий шар – будто солнце, видя, что к нему пришли повидаться, спешно проснулось и заторопилось навстречу, уже умытое, но еще заспанное, еще держа при себе легкие сероватые облака, которыми утирало с пылающего лица морскую воду. Небо над самым морем еще было желтовато-розовое, словно солнце нагрело жарким телом свою постель. Но серые облака расходились в стороны и таяли в голубизне – день снова будет ясным.
Снефрид распахнула накидку и развязала небольшой мешок, который принесла под ней.
– Привет и здоровья вам, Ран, Эгир и все их дочери! – заговорила она, глядя в бесчисленные голубые глаза водной глади. – Привет и здоровья вам, Химинглева Небесно-Сияющая, Блодухагга Кровавовласая, Хефринг Вздымающая Ввысь, Дуфа, Уд, Хрённ, Бюльгья, Бара, Кольга Холодная! Я принесла вам дар – для иных он был дороже всего на свете. Я отдаю вам этот жезл и прошу никогда не выпускать его из ваших надежных рук. Его истинная хозяйка давным-давно мертва, и лучше ему находиться там же, где она.