Оружие юга
Шрифт:
"Так вот почему я не видел тебя в магазине в последнее время, Израиль," - сказал Коделл. "Когда ты начал работать здесь, у Генри?"
"Два- три недели назад, сар," -ответил негр. "Миста Плезант, он платит так же хорошо, как миста Лайлс, а кроме того он дает мне книги для чтения. Теперь, когда я умею, я, конечно, люблю читать, сэр, что и могу делать здесь. Миста Лайлс, он был недоволен, когда я идти, но я же не его собственный".
"Одна только беда у меня с Израилем - ему трудно оторваться от книги, когда он мне нужен зачем-нибудь," - сказал Плезант. "Если я смогу научить его арифметическим расчетам, может быть, я сделаю его своим бухгалтером, Нейт, раз вы не хотите заняться этой работой." Он говорил
"Я любит учиться, сар, и любит деньги вполне. Вы покажите, а я постараюсь."
"Ты настоящий труженик, Израиль. Может быть, у тебя и получится. Если да, то ты сможешь вести счета для многих людей в городе, не только для меня," - сказал Плезант. "Старайся, и в конечном итоге в один прекрасный день ты сможешь купить себе приличный дом."
Коделл почти улыбнулся, но в последнюю минуту удержал свое лицо серьезным. Это могло случиться. Благодаря войне, теперь все перевернулось. Свободный негр, достаточно разумный, чтобы держаться подальше от неприятностей, мог многого достичь, не опасаясь косых взглядов.
"Только показать мне, сар, а я постараюсь," - повторил Израиль.
– "Лучше места, чем здесь, мне не найти. Я рад, что не ушел с синими северянами. Судя по тому, что пишут газеты, неграм там тоже не сахар - там нас могут повесить на фонарном столбе только за прогулку по улице."
"Возможно, ты прав, Израиль, хотя мне и стыдно признаться в этом," - сказал Плезант. Коделл кивнул." Белые люди на севере, кажется, обвиняют в войне негров."
Стихийные антинегритянские выступления прокатились сначала по Нью-Йорку, а затем по Филадельфии в течение нескольких дней, как бы передавая эстафету. В Вашингтоне пикеты Конфедерации на другой стороне Потомака наблюдали за борьбой федеральных войск с поджигателями, которые хотели подпалить цветные кварталы города. И вдоль реки Огайо белые люди с ружьями разворачивали рабов назад. Стоя на берегах Кентукки, они твердили: "Это не ваша страна," - и открывали огонь, если негры не хотели вернуться. Южные газеты сообщали о всех злодеяниях, о каждом таком случае в США в мельчайших подробностях, как бы предупреждая черных, чтобы они не ожидали теплого приема на севере. Израиль тяжело вздохнул. "Как же нелегко быть ниггер, независимо от того, где ты есть." Это уж точно, подумал Коделл, в этом нет сомнений. Израиль поставил графин с виски и пошел обратно в дом. Коделл отхлебнул из своего стакана и закашлялся. Огонь прокатился по горлу и превратился в приятное тепло в животе, тепло, которое начало распространяться по всему его телу. Плезант поднял свой бокал. "За свободный фермерский труд".
"За свободный фермерский труд," - повторил Коделл. Он снова выпил; тепло в теле укрепилось. И посмотрел вокруг. Ферма производила впечатление. "За свободную ферму, которая принесет хорошую выгоду."
"Если погода не подведет и цены не упадут, я ее получу," - ответил Плезант. Он был новичком в сельском хозяйстве, и энтузиазм в его голосе звучал слишком уж оптимистично. Он продолжил: "Судя по прессе, погода гораздо хуже дальше на юге и западе. Я не желаю кому-либо худа, но это может помочь мне."
"Сколько человек работает у тебя?"
"Семеро - из них три свободных негров, два ирландца…"
"Я видел одного из них в огороде." Коделл понизил голос. "Мне кажется, ты должен знать, что он дезертир из моего полка."
"Кто, Джон? Вот как?" - Плезант нахмурился.
– "Что ж, закрою глаза на это, до сих пор у меня с ним не было никаких проблем. Кроме того, у меня работает несколько местных белых мужчин здесь, а Том - один из черных -
Обед, состоявший из жареной ветчины, сладкого картофеля и кукурузного хлеба, был подан на открытом воздухе, за кухней. Хэтти, очень крупная и очень коричневая женщина, казалось, принимала за личное оскорбление, если кто-нибудь за столом не наедался до того состояния, пока не в состоянии был двигаться. Коделл также постарался не разочаровывать ее. Наевшись до отвала, он откинулся на спинку скамейки и присоединился к беседе Плезанта с наемными рабочими.
Кроме ранее виденного Джона Моринга, Коделл также знал Билла Уэллса, пополнившего их роту незадолго до начала кампании в прошлом году. Уэллсу было тогда только восемнадцать; двадцатилетний теперь, он все еще выглядел гораздо моложе.
"Теперь вам не послать меня таскать фляги, господин старший сержант, сэр," - сказал он с усмешкой.
"Я попрошу Генри, чтобы он нашел тебе сейчас занятие потяжелее," - ответил Коделл, и Уэллс изобразил утку, счастливо избежавшую попадания из ружья.
Муж Хэтти Том, Израиль и еще один цветной по имени Джзеф, собрались вместе. Они вели себя тише, чем белые, и вели свой негромкий разговор - будучи свободными, они тем не менее старались не выделяться на общем фоне. Но когда Израиль начал хвастаться, что он собирается учиться арифметике, Том приподнял бровь и сказал: "Если ты, Израиль, будешь тот человек, кто считать мою плату, я буду пересчитать это дважды, когда получать ее."
"Ты не сможешь подсчитать ее и один раз, ниггер," - заявил Израиль высокомерно.
"Масса Генри, я знаю, что он заплатит мне правильно," - сказал Том. "А вот ты…" Многозначительная пауза повисла в воздухе.
Немного спустя Генри Плезант посмотрел на свои карманные часы и сказал: "Пора на работу." Рабочие встали и направились к полям, минуя вышку, которая раньше была местом для надсмотрщика за работами. Джозеф протянул руку и прихватил с собой сладкий картофель, чтобы было что пожевать на случай - маловероятный, как казалось Коделлу - если он проголодается в течение дня.
"Прекрасно, Генри," - сказал Коделл, когда Хэтти убрала посуду. "Как всегда, вы затеяли хорошее дело."
Вместо удовольствия похвала привела Плезанта в грустный вид. Он вздохнул, посмотрел на дощатый стол, провел рукой по своим темным и волнистым волосам. Затем тихим голосом сказал: "Если бы только Салли видела эту ферму."
"Салли?" Коделл посмотрел на своего друга. За все время, что он был знаком с Плезантом, он никогда не слышал, чтобы тот упоминал имени женщины. Он попытался выяснить, в чем тут дело и выбрал, по его мнению, наиболее вероятную причину: "Разве она не хочет приехать на юг к вам, Генри?"
Плезант взглянул на него; боль в его глазах сразу сказала Коделлу, что он допустил ошибку. "Она бы поехала со мной куда угодно. Но-о, ах, черт!" Плезант покачал головой. "Даже сейчас, как это тяжело. Мы поженились, Салли и я, только в начале шестидесятых годов, и я готов поклясться, мы были самой счастливой парой в Потсвилле. К Рождеству у нас мог быть ребенок."
"Мог быть"? Коделл почуял неладное. Осторожно, он спросил: "Ты потерял ее в родах, Генри?"
"Это случилось еще раньше." В глазах Плезант заблестели слезы. "Она вдруг начала стонать - ей богу, такие ужасные стоны! Надеюсь никогда не услышать такое еще раз!
– это произошло в октябре однажды утром на рассвете. Она вся горела в лихорадке. Врач жил всего в паре кварталов от нас. Я побежал в темноте к его дому, вытащил его буквально в ночной рубашке. Он сделал все, что мог, я знаю, но Салли… Салли умерла в тот же день."