Осада
Шрифт:
В толпе захохотали. Стоящий рядом с Гуляевым парень с винтовкой за плечом сплюнул и пробормотал:
– Опозорила, дура горластая!
Гуляев тронул его за плечо:
– Здорово, Иван!
– Здорово, Гуляев!
– радостно обернулся парень.
– Как живешь-можешь?
– Потом поговорим, - остановил его Гуляев и стал пробираться к Бубничу. Верка заканчивала.
– Вам, товарищи, глаза себе тряпочкой повязывать незачем и плакаться друг другу в жилетку, что хлеба нет, и сахарина нет, и детишки раздеты-разуты - как тут Грищенко плакался, - ни к чему. Ежели допустим, что придет Клещ, он вам такую малиновую жизнь устроит, что, кто сегодня не очень красный
– А ты ихнюю программу читала?
– крикнул кто-то из-за угла. Толпа задвигалась, заговорила.
– Ихняя программа - бей коммунистов, режь рабочего!
– кричала своим громким голосом Верка.
– И ты это не хуже других знаешь, Грищенко! А на твои предательские возгласы отвечу только одно: я бы таких, как ты, тут же к стенке ставила.
Теперь все вокруг загомонили, и Гуляев, пробившийся в первые ряды, увидел, как Бубнич что-то сказал Верке и она, вся багровая, распаренная от ярости и усилия, которое вызвала у нее речь, отошла в сторону, а сам Бубнич стал на ее место.
– Товарищи!
– он поднял руку.
– Попрошу тишины.
Толпа, разбившись на кучки, горячо обсуждала свое.
– Хлеб! Сахар! Мануфактура!
– громко сказал Бубнич, и все сразу смолкли и подались вперед.
– Все это революция и наша партия гарантируют вам, товарищи! Но разве нам до этого сейчас? Если бандиты захватят город, то не будет пощады ни старому, ни малому! У нас есть силы, и мы выстоим! Надо отмобилизовать все силы - Клещ будет разгромлен, и в город снова доставят хлеб и другие продукты! Только рвач и обыватель, - повысил голос Бубнич, - в такие дни думает о своей шкуре! А вы рабочий класс! Пролетарий! Я призываю вас под ружье!..
– Он замолчал и оглядел серые суровые лица вокруг.
– Революция в опасности! В опасности наш город, важен каждый штык! Все, кто понимает это, должны записаться в отряд! Запись объявляю немедленно. Сознательные, вноси свои фамилии.
Толпа задвигалась. Вперед вышел худенький парнишка и подошел к столу. В общей тишине он прозвенел простуженным дискантом:
– Пиши. Фамилие мое Корнев.
И сразу за ним начала выстраиваться очередь.
А тем временем Бубнич подозвал Гуляева к столу президиума:
– Вот что, Гуляев. Информирую. Поскольку вестей никаких нет, наши товарищи, засланные к Клещу, наверное, провалились. Судя по всему, Клещ знает о нас многое. В городе действует контрреволюционное подполье, готовое в любую минуту помогать Клещу атаковать город. Надо быть готовыми к обороне. Собрать силы. Все коммунисты, чоновцы, уже на казарменном положений. На заводе пятьдесят человек получат оружие и будут пока оставаться в цехах. У нас шесть пулеметов, караульная рота, эскадрон Сякина. Сякин, к сожалению, дисциплины не признает. Нападение на город произойдет вот-вот. У монастыря наши обстреляли клещевский разъезд. Один из раненых сообщил, что со дня на день Клещ пойдет на город. Я сейчас организую все силы наших работников на проникновение в контрреволюционное подполье. Милиция в последнее время опередила нас и шла по следу, теперь след прервался. Надо его отыскать, Гуляев.
– Бубнич жестко взглянул на Гуляева и опустил глаза.
– Не знаю, как это сделать, знаю одно: дьякон нам нужен и нужен в ближайшие часы. Тут тоже очень многое скрыто... Сейчас судьба Советской власти в городе зависит от того, насколько у нас будет крепок тыл. Надо не дать вражеским элементам поддержать Клеща.
Иншаков встал.
– Слыхал?
– спросил он Гуляева.
– Хоть из-под земли, но добудь дьякона. Это тебе приказ. Не найдешь, пеняй на себя.
Гуляев вошел в пролом забора и зашагал между плодовых деревьев. У самого дома какой-то скрип насторожил его. По приставленной к дому лестнице карабкался Полуэктов.
Гуляев смотрел с любопытством. Что это задумал его хозяин? Откуда вдруг такая активность: подновленная дверь, посещение чердака?
Через несколько минут голова Полуэктова в картузе показалась в чердачной двери, он окинул сад взглядом и вдруг увидел Гуляева. С минуту они не отрывали глаз друг от друга.
– Смотрю, Онуфрий Никитич, ожили вы, - сказал Гуляев, - делом занялись.
Купец трудно протиснул в дверцу свое тело, повернулся задом к Гуляеву, медленно спустился.
Гуляев подошел. Полуэктов, далеко запрятав медвежьи узкие глаза, поздоровался, затоптался на месте.
– Скажите, Онуфрий Никитич, - вдруг вспомнил Гуляев, - вы в свою лавку, что напротив нынешней кооперации, кого-нибудь пускали?
У Полуэктова глаза полезли на лоб:
– Какая лавка, кого пускал? Избави господи от напастей!
– Да вот лавка у вас была... Напротив склада кооператоров.
– Так тот... склад, он опять же моей лавкой был. Так я что... Я не в претензиях... Новая власть, новые порядки.
– И Фитиля не пускали? Ключи-то от этой лавки у вас есть?
Полуэктов уставился в землю.
– Какой Фитиль? Какие ключи?
– заморгал он.
– Конфисковали у меня лавки-то эти, какие ключи тут?
– Значит, нет ключей?
– Нету, нету, - пробормотал Полуэктов и, вдруг повернувшись, резво ударился рысцой к дверям дома.
Гуляев поднялся к себе. "Странно, - думал он.
– От одного вопроса пришел в неистовство".
И вдруг он понял: паника! Полуэктов был охвачен паникой, и причиной тому был он, Гуляев!
Пробраться в город оказалось легко. Лазутчики Клеща давно освоили один путь, который красные патрули не могли перекрыть. Это был путь через лабиринт оврагов.
На рассвете, прячась в садах, они нашли адрес, данный Клешкову Князевым. Несколько раз Клешков под разными предлогами пробовал оставить Семку в каком-нибудь саду, удрать от него, но у Семки, видно, были свои причины не покидать Клешкова, и он на все предложения разделиться безоговорочно отказывал.
Они постучались условным стуком в ставню. В домике началось движение, потом дверь приоткрылась на ширину цепочки.
– Кто такие?
– спросил старушечий голос.
– От Герасима вам привет и пожеланье здоровья, - зашептал Клешков.
– Спаси Христос, давно весточки ждем!
– голос у старухи дрожал. Пристально вглядевшись в Клешкова, она отворила дверь.
– Проходите.
Через узкие сенцы они прошли в комнату. Там было жарко натоплено.
– Вы, соколики, тут пока погрейтесь, - говорила старуха, поспешно накидывая потертую плюшевую кацавейку и платок, - а я побегла за самим.
Она исчезла. Семка сидел на скамье, вытянув длинные ноги, и скучливо оглядывал комнату. Клешков тоже сел, придавшись спиной к печке. Его темное пальто почти не грело, и он изрядно намерзся.
– Интересно поглядеть, что это за братия?
– сказал Семка и стал свертывать самокрутку.
– А чего смотреть-то?
– отозвался Клешков.
– Куркули!
– презрительно сплюнул Семка.
– Я вашего лысого козла, Князева этого, враз раскусил. Он с батькой только для виду.
Послышался скрежет замка, и в комнату вошел невысокий стройный человек в военной форме, в красноармейской фуражке, в шинели, перетянутой ремнями. Шашка билась у него на одном боку, кобура хлопала по другому.