Осада
Шрифт:
В горнице сидели Панфилов и Верка, а хозяйка возилась у печки.
– Вот и он, - сказала Верка.
– Так ты придешь, Нюра?
– Ще не знаю, - послышался певучий голос, в котором Гуляев с трудом узнал тот резкий и хрипловатый, что был у женщины в черном платке.
– Може, и буду.
– Нюрка, брось!
– резко сказала Костышева.
– Все наши будут. Надо готовиться.
– Ох, не знаю, - сказала, выходя из кухни и снимая фартук, Нюрка. Она приветливо взглянула на Гуляева, нахмурилась было, узнав, но тут же заулыбалась: - Той вредный прийшов! Сидайте!
Гуляев поблагодарил и сел. Панфилов вдруг буркнул что-то и вышел. Верка строго посмотрела ему вслед:
– Международное положение острое, бандюки со всех сторон лезут, а ты, Нюра, работница и должна быть вместе со своим классом. Так что в восемь утра у завода.
– Ладно, - сказала Нюрка улыбаясь, - приду. Чего ж вам до нас трэба?
– спросила она, поворачиваясь к Гуляеву.
Верка встала и прошла в кухню.
– Вода-то у тебя тут?
– спросила она из-за занавески.
– В сенцах, - ответила Нюрка, глядя на Гуляева.
По выражению Нюркиного лица видно было, что она считает Гуляева очередным претендентом на ее симпатии и уже решила, как ей отвечать на его хитрые начальнические приставания.
Верка ворочала чем-то железным в сенях.
– Нюра, - сказал Гуляев, глядя в черные лукаво-насмешливые глаза, скажите, кто вам дал сахар?
Секунду Нюрка сидела неподвижно, и только лицо ее, как платок в руках фокусника, непрестанно менялось.
– Який такий сахар?
– спросила она, вся вдруг словно закаменев.
– Та вы кто будете, товарищ хороший?
– Я следователь милиции, - сказал Гуляев и показал ей удостоверение, - и я вас, Нюра, прошу ответить мне без всяких уверток, потому что в этом случае вы не понесете никакой ответственности, - откуда вы добыли сахар!
Нюрка что-то прикидывала и соображала.
– Не знаю никакого сахара, - сказала она и встала, - не знаю и говорить ни о чем таком не желаю.
– Сядьте!
– повысил голос Гуляев.
– И не подходите к окну.
Она покорно села и отвернулась от него. Теперь Гуляев знал, что с сахаром действительно не все чисто. В ней чувствовалось такое внутреннее напряжение, что надо было только точно поставить вопрос - и она выдаст себя.
– Сколько у вас его?
– спросил он, немного помолчав.
– Кого?
– тоже помолчав, переспросила Нюрка. Гуляев внимательно следил за ней.
Она уже давно должна была закричать, разыграть гнев, истерику, а она вела себя спокойно. Что за этим? Опыт? Растерянность? Растерянной она не казалась, хотя все произошло неожиданно.
– Где сахар?
– спросил он резко.
– Та який сахар?
– закричала она, вскочив.
– Ты чего прицепился? Нема у меня сахара никакого, вот и весь сказ!
Он встал и шагнул к ней. Теперь они стояли лицом к лицу. Он почти вплотную приблизил к ее лицу свое.
– Если ты мне сейчас не ответишь, мы устроим обыск, - отчетливо сказал он, - и тогда посмотрим, как ты заговоришь!
Она дернула головой, прикрыла глаза, отстраняясь от его взгляда.
– Якое такое право, - пробормотала она, - у нас обыскивать? Шо я шпана?
– Кто тебе дал сахар?
– он повернул к ней лицо.
– Кто дал сахар?
– Господи!
– охнула Нюрка.
– Та невиноватая я!
– Кто?
Она резко рванулась и отскочила.
– Ты хто такой?
– закричала она с гневом.
– А ну геть з хаты!
Он снова шагнул к ней.
– Не пидходь!
– она схватила со стола лампу и подняла ее над собой.
Он подошел, она смотрела расширенными, сумасшедшими глазами. Он поймал ее руку, выхватил лампу и поставил на стол.
– Кто? Фитиль?
– в последний раз спросил он. Она вся съежилась и смотрела на него в каком-то суеверном ужасе.
– Он принес сахар?
Женщина молчала.
В сенях снова что-то загромыхало. Хлопнула дверь. Он отошел, чтобы видеть хозяйку и вошедшего одновременно. У порога стояла Верка, вытирая сапоги.
– Мануфактуры-то у тебя сколько!
– гневно закричала она.
– Всю, что ли, к тебе завезли?
И Нюрка, внезапно сев на лавку, вдруг ответила почти шепотом:
– Усю!
Гуляев, попросив Верку посмотреть за Власенко, вышел в сени. При тусклом свете свечи он обнаружил на подлавке огромные тюки материи. Не хотели в погреб или подвал спрятать - качество берегли. Подлавка была подновлена и подперта крепкими столбами. Он осмотрел сени повнимательнее. Кроме старого самовара, ржавой трубы и детских салазок, ничего больше не обнаружилось. Он вышел во двор и сразу наткнулся на чью-то темную фигуру.
– Кто?
– спросил он, сжимая рукоять нагана.
– Панфилов, - ответила фигура молодым баском.
– Сторожу вот.
– Сторожить тут пока не надо, иди со мной, - позвал Гуляев. Чувство близкого открытия не оставляло его. Он дошел до клуни, снова зажег и высоко поднял свечу. Темные холмы картошки громоздились до самых стен.
– Покопай-ка тут, Иван, - приказал он, - может, под картошкой что спрятано?
Иван снял винтовку, стал прикладом разгребать и прощупывать клуню.
Собственно, улик было достаточно. Нюрка безусловно была связана с грабителями. Может быть, даже сама участвовала в ограблении склада. Главное сейчас - узнать сообщников.
– Мешок!
– сказал Панфилов, копошившийся в углу, и наклонился. Потом, с кряхтеньем присев, вывернулся и подтащил к выходу грязный мешок. Гуляев поднес свечу. Панфилов развязал тесемку. В глаза ударили своей слепящей белизной крупные, выставившие неправильные грани куски сахара.
– Понял?
– спросил Гуляев.