Осада
Шрифт:
– Здравствуйте, - сказал он, оглядывая их темными зоркими глазами. От Князева?
– От него, - встал Клешков. Семка не двигался.
– Это адъютант Клеща.
Военный пожал обоим руку, сел.
– Я руководитель суховского отделения "Союза спасения родины", - он еще зорче всмотрелся в посланцев батьки.
– Какие задачи ставит перед нами атаман Клещ и какими силами он располагает?
– У батьки пятьсот сабель, - сказал Семка, сплюнув, - и хлопцы за батьку хошь в воду, хошь в огонь.
–
– А каким образом атаман хочет действовать против суховского гарнизона?
– Через два дня по получении от вас ответа, - лениво заговорил Семка, - мы вдарим с двух сторон. Большая часть войска со степи, остальные обойдут город и кинутся от монастыря.
– Со стороны Палахинских болот?
– недоверчиво сощурился военный. Там же места непроходимые, тем более для конницы.
– Ежели батько прикажет, - ощерился Семка, - так воны будуть проходимые.
Военный с сомнением покачал головой. Потом повернулся к Саньке:
– Что скажете вы?
– Где Василь Петрович?
– спросил Санька.
– Жив, здоров.
– Пусть придет сюда.
– Это потом. Что передал Князев?
– Приведите Василь Петровича, тогда скажу.
Военный улыбнулся:
– Ну что ж! Пафнутьевна!
Появилась старушка, военный шепнул ей что-то, она исчезла. Подождали. Потом опять заскреб замок, и в комнату вошел обросший, исхудалый Степан.
– Так, - сказал военный, - ваше заточение кончилось, Головня, и прошу нас не винить. Времена трудные, а мы вас знали плохо. Это было вроде испытания.
Степан ничего не ответил.
– Так вот, - продолжал военный, - план ваш сам по себе довольно хорош. Напасть от монастыря удобно. Во-первых, потому что не ждут, во-вторых, потому что там много укрытий от пулеметного огня: сады, дома, лесопилка. Меня здесь одно только смутило: болота считаются непроходимыми.
– Считаются!
– фыркнул Семка.
– Наши те болота два раза проходили по батькиному приказу.
– Отлично, - сказал военный, - это уже солиднее. Чего требует от нас батько?
– Штобы вы уничтожили красные пулеметы, - ответил Семка.
– Ну что ж, беремся. У красных шесть пулеметов: два шоша, гочкис и три "максима". Один "максим" - на колокольне соборной церкви. Это самая опасная точка.
– Батько про это знает. Нападать будем с обеих сторон тильки по сигналу. Сигнал даете вы. Шесть вспышек фонаря с соборной колокольни. В ночь на третий день, як мы дойдем до батьки. Будет сигнал - зараз пускаем червонным юшку, и город наш.
– Хорошо, - сказал военный.
– Мы берем на себя пулеметы. У нас есть возможность их обезопасить. Когда выступит обходный отряд?
– Сразу, як батько получит от нас вести.
– Когда он будет у монастыря?
– К вечеру другого дня.
– Обсудим детали, - военный развернул карту.
– Прошу вас сюда.
Степан и Клешков, стараясь не проявлять особенного любопытства, сидели на скамье и тихо переговаривались.
– Впрочем, вот что, - сказал военный, - пожалуй, я напишу атаману письмо.
Он сел и в несколько минут исписал большой лист бумаги.
– Понесете вы, - обернулся он к Клешкову, - а вас, - это относилось к Семке, - я принужден оставить.
– Он подошел к форточке и позвал: Дормидонт!
– Как оставить?
– спросил Семка, поднимаясь и засовывая руку за пазуху.
– Так, как оставили нашего Князева у батьки.
Подошел и стал около Семки огромный бородатый дьякон. За ним скользнул в комнату молодчик в жилетке. Семка посмотрел на них и вынул руку из-за пазухи:
– Заложником, что ли?
– Пока мы с атаманом не познакомились как следует, я буду вынужден поступать таким же образом, как и он.
Клешков думал только об одном: надо посоветоваться со Степаном. Надо успеть передать ему все, что он видел у батьки Клеща. Но Степана зачем-то повели во двор.
– Вы двинетесь в путь немедленно, - повернулся к Клешкову военный. Я пошлю с вами человека. Очень важно, чтоб перед началом выступления атаман отпустил к нам Князева, - внушал военный.
– Вы поняли?
– Понял.
В ту же минуту с улицы раздался крик. Все застыли на своих местах.
– Стой!
– кричал осипший голос, показавшийся Клешкову знакомым. Стой, говорят!
Послышался топот. Несколько раз выстрелили. И тотчас грохнуло, как из пушки. "Обрез", - подумал Клешков. Он вскочил на ноги. Его тут же насильно усадили на корточки, но главное он уже видел. Степан лежал почти у самого плетня, молодчик в жилете, придерживая у бока обрез, огромными прыжками мчался к калитке, за ним бежал человек в шинели и папахе. Еще раз оглушительно грохнуло, и, перескочив через калитку, ворвался давешний спутник Степана.
– Засада!
– орал он, вытаращив глаза.
– Уйми его, - приказал военный Дормидонту. Тот хлопнул ладонью по голове кричавшего, и парень сел на пол.
На улице затопали, раздались выстрелы. Военный, раздвинув ветви дерева, смотрел.
– Дормидонт, веди их на пункт три, - приказал он, - там без меня никому не выходить.
Дьякон, кивком позвав за собой Клешкова, парня в жилетке и Семку, кинулся в сад. Они мчались за ним, отбрасывая с пути ветки, царапаясь о них, перепрыгивая через ржавые осенние кусты. Сады в Сухове были, как леса. Только купол собора сиял потускневшей позолотой справа от них, и Клешков благодаря этому знал общее направление. Они выбрались через поваленную изгородь еще в один сад.